Тринадцатый наследник

Ворота распахнулись, пропуская пророчицу, и захлопнулись перед носом юноши, изнутри заскрежетал засов. Иван стоял словно оплеванный. Волна бешеной злобы вновь накатила на него, но он заставил себя успокоиться. Воевать с женщинами ему было противно и как-то не с руки. На этот раз он справился с собой легко, так как это была его личная злость, а не злость Черного Эльфа. Юноша неспешно вернулся на поляну. Друзья и ведьмы смотрели на императора во все глаза. Скорее всего, они слышали финал его беседы с пророчицей, который проходил так бурно, что не услышать его просто невозможно, и теперь кто с трепетным восторгом, а кто и с благоговейным ужасом смотрели на него.

— По-моему, мадам не в духе, — невозмутимо сообщил друзьям и толпе ведьм Иван. — Я ее расстроил. Не пойму вот только чем.

— Тем, что ее брат не возродился, — вдруг сказал Марчелло.

— А ты теперь единственный владелец всех трех частей родового артефакта темных эльфов, — добавил оборотень. — Меча Драгона, кольца Генефа и амулета Мелиссы.

— Так это была… — нахмурился Иван.

— Мелисса, — передернула плечами Транька. — Родная сестра твоего предка. Мы ее сразу узнали, но не успели тебе сказать. Она не раз бывала в нашем трактире «Три веселых тролля», до того как Драгон схлестнулся с братом в тот проклятый день.

— А Генеф, как я полагаю, Черный Эльф… — задумчиво сказал Иван.

— Да, — подтвердила Златовласка. — Наш бывший хозяин.

— С ума сойти. Выходит, эта пророчица — моя древняя родня…

— …которая ненавидит светлых эльфов, — дошло до Варгула, — за то, что те практически под корень истребили ее клан. А твой отец сошелся с…

Иван поднял руку, заставив его замолчать.

— Всем это знать совсем не обязательно. — Юноша окинул мрачным взглядом ведьм. — Вот что, красавицы, валите все отсюда. Распределение на сегодня отменяется. А я вас просто видеть не могу.

— А почему? — робко спросила мать Сильфины.

— Кукушек ненавижу. Бросать свое дитя на произвол судьбы… тьфу! Мерзость. Какая это, к черту, мать?

— Так мы ж не просто так бросаем, — загомонили ведьмы.

— Чтоб наши дети познали мир простых людей.

— Опять же только в хорошие руки отдаем…

Иван лишь безнадежно махнул рукой:

— Похоже, вы неисправимы. Ладно, Бог вам судья. Ты поясни мне только, — обратился парень к матери Сильфины, — как твоей дочке удалось Виану королю подсунуть так, что его жена об этом не узнала?

— А она узнала, — успокоила его мамаша главы ковена ведьм. — Принц, как только его Варгул спугнул, сразу, как дурак, пошел и во всех своих грехах жене признался. Окрутила, дескать, ведьма, запутала, околдовала. Врал, подлец, но искренне. Принцесса, Сексимен и сам тогда еще был принцем, разобиделась, ушла. В замке родовом с маленькой Эзрой затворилась. А через девять месяцев Сильфина принцу доченьку подкинула, он с ней к своей принцессе и явился. Девчушка маленькая, симпатичная, ну его жена и отмякла. Вернулись во дворец уже с двумя детьми. Якобы в замке родовом принцесса еще одну наследницу родила.

— Все ясно. Подойди, — поманил к себе ведьму Иван. Та, настороженно косясь на императора, приблизилась. — Выходит, ты бабушка Вианы? — прошептал ей на ухо Иван.

— Выходит, так.

— Я должен бы сказать, что очень рад, но не могу. Я расстроен. Очень сильно расстроен. Хотя и говорят, что яблоки от яблони далеко не падают, но надеюсь, что она пошла в папашу, а не в ваш проклятый род. Она своих, по крайней мере, не бросает.

— Так мы ведь тоже… — съежилась ведьма.

— Что «мы тоже»? Пристраиваете в хорошие руки? Значит, так. Передай своей… — Иван скрипнул зубами, чтоб сдержаться, — …как бы это помягче… дочке, что она — хреновая мать! Ее дочь, твоя родная внучка, уже в тюряге побывала, сейчас, как в карцере, в дворцовой башне заточенная сидит по обвинению в государственной измене, а вам на это дело наплевать!

— Она в темнице? — ахнула ведьма.

— А ты не знаешь?

— Пока ребенку не исполнится двадцать один год, мы не имеем права им интересоваться и вторгаться в его судьбу, — простонала мать Сильфины. — Так гласят законы ковена.

— Идиотские законы. И вы еще смеете в чем-то упрекать моего Варгула, героя темной Империи, виновного лишь в том, что он честно выполнял приказ своего императора и семьдесят лет в Шатовегере ждал прихода его сына! И то при первой же оказии, когда дела потребовали его присутствия в Афероне, он сразу же отправился ее искать. Все! Уходи!

Иван оттолкнул от себя ведьму и окинул грозным взглядом перепуганных девиц.

— Слушайте все и запоминайте. Потом расскажете другим. Я не знаю, откуда у вас пошел этот дикий обычай избавляться от своих детей. Я знаю лишь одно — что это мерзко, и предупреждаю: матерей, бросающих своих детей на произвол судьбы, в моей Империи ждет смерть. Так что не советую вам там появляться.

— А ты думаешь, нам так хочется их отдавать в чужие руки? — заголосили ведьмы.

— Свою кровиночку!

— Да сердце кровью обливается!

— Древнее заклятие…

— На третий день молоко становится дурным, черной отравой, и ребенок погибает!

— Нам до этого срока по-любому надо ребеночка в чужие руки сдать.