Тринадцатый Койот (ЛП)

Гленн наклонился вперед, по-видимому, взволнованный дебатами. “А что, если для него это было бы лучше всего?”

“Ублюдок!”

“Что, если грехом было не убийство его, а создание его в первую очередь?” Глаза Гленна вспыхнули, его улыбка была дьявольской и острой. “Продолжение рода — это акт жестокости. Когда твои родители трахались, это было для их удовольствия, и когда они привели тебя и твоих братьев в этот мир, это тоже было для их же блага. Они держали сперму твоего папы в качестве домашнего любимца. Продолжение рода всегда идет на пользу творцам, а не созданным. В этом нет ничего согласованного. Родители получают ребенка, которого они полностью контролируют, чтобы формировать и манипулировать им по своему вкусу и образу. Все, что получает ребенок, — это билет в мир опасностей, боли и разврата. Если у ребенка есть душа, как утверждает ваша архаичная религия, то, несомненно, эта душа существовала в мире и гармонии на каких-то небесах, прежде чем прийти в этот мир только для того, чтобы испытать потерю, старость и смерть. Если эта душа затем вернется на небеса, с которых она пришла, какой смысл вообще быть живой?”

Делия не ответила. Ее грудь вздымалась от рыданий, делая это невозможным.

“Видите ли, — сказал Гленн, — вы, люди, ” настоящий парадокс. Вы — единственный вид, осознающий свою собственную смертность. Ваше понимание собственной слабости — предвидение того, что вы умрете, — лишает вас способности функционировать как обычные животные и гарантирует вам трагическую жизнь. Само ваше сознание калечит вас. Итак, вы занимаетесь самообманом, думая, что существует такая вещь, как мораль, что человеческая жизнь имеет значение. Я знаю это, потому что когда-то был одним из вас.

“У вольфена нет таких иллюзий. Он возвращает себе зверя внутри и отказывается от банальностей, которые мешают его человечности. Да, мы убили твоего младшего брата, но что такое один момент боли против целой жизни, полной боли? Человеческое деторождение — это истинное моральное зло, ибо человеческие страдания и смерть не могут существовать без него”.

Он схватил ее за подбородок, и, хотя Делия сопротивлялась, это было бесполезно.

“Теперь, — сказал он, — с другой стороны, если бы я поместил в тебя ребенка-волка, это не было бы таким уж злом. Волчонок с рождения сильнее тех, кто становится волчонком позже в жизни, потому что ему не нужно разучиваться тому, чему его научили люди. Рожденному волчонку никогда не мешает человеческое чувство добра и зла, ибо он знает, что есть только одно право — право на его собственные нужды. Поскольку он преследует ее без сожаления, он меньше страдает. И хотя и волки, и люди умирают, для волчат это необязательно. Мы — оборотни, всегда способные к трансформации. Есть шанс на что-то лучшее, на новую форму. И если волфен может стать бессмертным, то он хозяин своей собственной души, и тогда, опять же, какая польза от вашего Бога?”

Делия стиснула зубы и сумела высвободить голову из рук Гленна.

“Бог даст мне силы идти дальше, — сказала она, — чтобы я могла жить, чтобы убить тебя за все, что ты сделал”.

Лицо Гленна помрачнело, но только на мгновение, затем он улыбнулся шире, чем за весь день. “Ну вот. Возможно, ты только что все изменила.”

Он встал и отряхнул грязь и засохшую кровь с колен. Делия сидела в траве, ожидая смертельного удара, которого так и не последовало.

“Иди за нами”, - сказал Гленн.

“Я так и сделаю”.

“Я в этом не сомневаюсь. Ты учишься, фермерская девочка. Я вижу в тебе что-то особенное. Что-то холодное и злое. Я вложил в тебя яд, и мне будет забавно посмотреть, как он прорастет. Да, я думаю, я увижу тебя снова, и я действительно говорю, что с нетерпением жду этого.”

“Не так сильно, как я. Я убью тебя или буду утащена в ад, пытаясь. Это обещание, и это Божья истина”.

Гленн в последний раз сверкнул на нее клыками, а затем повернулся и ушел. После их пира самый молодой из чужеземцев наткнулся на Делию, расстегивающую штаны. Гленн оттащил его назад.

“Сейчас нет времени для такого веселья”, - сказал Гленн. “Оставь ее в покое”.

Диллон бросил на Гленна странный взгляд. “Но, босс, этот плод созрел для того, чтобы его сорвали. Подростки всегда самые милые…

“Еще раз задашь мне вопрос, и ты будешь поджариваться на этом огне. Ты слышишь меня, мальчик?”

Когда мужчины оседлали лошадей, Диллон презрительно усмехнулся Делии и плюнул в нее.

“Черт”, - сказал он. “После того хлыста в лицо, кто вообще захочет тебя трахнуть?”

Мужчины ускакали в угасающий свет, полы пальто хлопали, как кожаные крылья летучих мышей-вампиров, оставив Делию окровавленной и рыдающей среди опустошения. Но они оставили винтовку Делии, ту самую, из которой ее мать тщетно пыталась сражаться с чужаками. Делия собрала те немногие вещи, которые смогла спасти из руин, нашла сундук надежды своих родителей, который пережил пожар, и переоделась в старую одежду своего отца. Она оседлала своего пони и отправилась в путь с седельной сумкой, полной пуль, и сердцем, переполненным яростью, семнадцатилетняя девушка, выслеживающая банду кровожадных каннибалов.