Тринадцатый двор

— Она сказала: «Да. Было. Но без проникновения». Я ей верю.

— Без проникновения? — переспросил Василий. — Ты — святой!

Все захохотали: и Вася, и Никандр, и Влад, и попугай Женька. На этот раз хохотал вместе со всеми и Миша, будучи совершенно счастливым.

А что же лжебандиты? Те двое, что побежали от Каракозова, не чувствуя земли под ногами? Выскочив из леса и заметив милицейский патруль, они кинулись к сотрудникам правоохранения, как к своим спасителям. Подобрав в лесочке их старшего с разбитой физиономией, всех троих доставили в райотдел милиции. Там лжебандиты наперебой стали жаловаться подполковнику Евгению Николаевичу Познякову, к которому их привели. Говорили, что в Москве их все обманывали, даже купленные ими проститутки оказались своими, чуть ли не соседями. Дома бесплатно ими пренебрегали, а в столице пришлось деньги за них платить. А у этих проституток, как выяснилось, «день красной армии», да они, ещё узнав, что с ними спят земляки, стали просить себе денег на хлеб, мотивируя это тем, что сутенёр их обманывает, денег не платит.

Выяснив, что лжебандиты из Медыни, Евгений Николаевич пригорюнился. У него, в Варваровке, был дом родительский, жила мать-старушка. Строители, подрядившиеся помочь родительнице залатать крышу, были тоже из Медыни. Взяли деньги вперёд, мать им поверила, и ничего не сделали.

Позняков смотрел на ребят, как на возможных обманщиков.

Тут принесли бейсбольную биту, которую нашли в багажнике их машины.

— А это для чего? Людей калечить? — гаркнул подполковник.

— В фильмах эту лапту показывали, — залепетал самый младший лжебандит. — В городе работы нет, в селе — нет. По телевизору показывают, как бандиты хорошо живут, спят с красивыми проститутками.

Все трое расплакались.

— Мне противно на них смотреть, — сказал Позняков. — Уведи их, Палыч, и запри.

2

Когда Миша Профессор ушёл, Василий в назидание подёргал Влада за ушк? и сказал:

— Теперь одно ухо у тебя будет длиннее другого.

— Длиннее? — испугался Сморкачёв.

— Ну, конечно, короче, чем у осла, — попытался шуткой успокоить его Василий.

— У нас у всех короче, чем у осла, — убеждённо сказал вернувшийся из магазина Никандр, явно имея в виду не уши.

Василий на это ничего не ответил. Но молчание его продолжалось недолго.

— Обо всём судишь, Уздечкин, с ходу! — заорал Грешнов. — Не слышал, о чём я говорил.. И потом, откуда у тебя такая уверенность? Ты что, подглядывал за мной в дyше?

— Я что, Василь Данилыч, я не претендую. Пусть у вас длиннее, чем у осла.

— У кого это такое счастье? — смеясь, спросил зашедший в подвал Гриша Бунтов. — Не поверю. Не может такого быть.

— Вот и я говорю, — ободрился Никандр, но взглянув на руководителя, мгновенно исправился, — разве что у Василь Данилыча.

Бунтов с интересом обмерил взглядом Грешнова и ввернул, смеясь:

— То-то он широкие штаны предпочитает.

Вечером, ложась спать, Гриша сказал жене:

— А у Васьки-то, оказывается, огромный.

— Ты откуда знаешь?

— Да при мне нагишом по подвалу ходил.

— Ну, надо же. А Нинка ничего об этом не говорила. Она бы не выдержала, похвасталась.

— Начинкина на вид простая, якобы всё выбалтывает. Видишь, в главном умеет и промолчать.

— Ну, надо же, — Зинаида села в постели. — Сразу весь сон пропал, лучше бы ты мне об этом не говорил. Теперь буду Нинке завидовать.

Угарова встала, достала из буфета бутылку коньяка, взяла сигареты и прямо в ночной рубашке пошла на кухню.

Через полчаса вернулась пьяная, зарёванная. Легла в постель и, ища защиты, забралась к мужу «под крылышко».

Бунтову было приятно, что жена завидует, злится и плачет. «Так рождаются мифы и сплетни», — подумал он, засыпая.

Проснулся Гриша в ночи и стал плеваться. На вопрос жены: «приснилось что?» Бунтов не ответил.

Гриша пошёл в ванную, умылся, потёр зубной щёткой язык и задумался.

«Что же это такое?», — негодовал про себя Бунтов, — «то клоуном на велосипеде по арене до седьмого пота, то…». Он даже не хотел вспоминать того, что ему приснилось, но сон был так близок, что деться от него было некуда.