Тринадцатый двор

Автобусный парк сыграл важную роль в жизни и трудоустройстве наших героев. После закрытия Московского радиотехнического завода поработать там пришлось практически всем. Валера Бахусов трудился в ремонтных мастерских, Степан Леонтьевич Локотков был юрисконсультом автобусного парка, Юрок Дереза водил автобус, Нина Начинкина «обилечивала» пассажиров, Василий Грешнов с Гришей Бунтовым какое-то время работали на «аварийке», затем перешли в охрану. Жена Василия Наталья со своим высшим медицинским образованием, работала в парке медсестрой, штамповала по утрам разрешительные печати в водительские путёвки.

И Зина работала в автобусном парке билетёром, ходила по салону, «обилечивала» пассажиров. Вечером сдавала выручку в расчётную часть. Так вот Угарова на этой должности билетёрши пала очень низко. Выпивала с водителями в общежитии после смены, на ней, обнажённой, они играли в карты. Такую вот, униженную и оскорблённую, Гриша Бунтов и позвал за себя замуж. И этот благородный жест не остался незамеченным Ласкиным. Бунтову, вчерашнему уголовнику, — Гриша два раза сидел в тюрьме, — по малолетке, за хулиганство и в зрелом возрасте за воровство, занимавшемуся фарцовкой, дневавшему и ночевавшему в «приёмке» бывшего комиссионного магазина, Лев Львович доверил ключи от нового комиссионного, сделав его генеральным директором. Зинаиду посадили на приёмку товаров у населения.

Так что было Угаровой за что благодарить Бунтова, но беседуя с Борей Бахусовым, она предпочла об этом не вспоминать.

И долго продолжался у Бориса и Зины букетно-конфетный период, целый год. После годовщины смерти Юрка Дерезы их взаимоотношения перешли в новую, «взрослую» фазу.

Зинаида Богдановна с Борисом пошли на обед, зашли в ближайший к магазину подъезд и стали целоваться. Их спугнула Анна Тихоновна Огонькова, торопившаяся в Храм на вечернюю службу. Влюблённые поднялись на третий этаж и тут только вспомнили, что в вечно открытой квартире Огоньковых никого нет. Павел Терентьевич днюет и ночует в гараже, супруга в церковь поехала.

Квартира не запиралась по той причине, что кот Лукьян, он же «старик Огоньков», ходил как рейсовый автобус, — то в гараж, то домой. Если дверь в квартиру была закрыта, начинал кричать на весь подъезд.

Бахусов с Угаровой долго не думая, вошли в квартиру и устроились на кровати стариков.

Оглаживая кота Лукьяна, Зина громким нервным голосом говорила, обращаясь к урчащему мурлыке:

— Старик Огоньков, я знаю, что ты хочешь. Но я тебе не дам.

Встречая кота Лукьяна на улице, Угарова давала ему хвост от селёдки, остававшийся от обеда. И это вошло в привычку и у кота, и у неё.

Бахусов принялся расстёгивать Зине пуговицы на джинсовом платье, которые располагались спереди. Угарова не противилась. У Бориса задрожали руки и стала кружиться голова.

— Постой! — взмолилась Зина. — Дай я сама сниму платье, ты его порвёшь. Седой, что ты делаешь?

А дальше — возня, характерные протяжные стоны, которые нельзя ни с чем спутать, безумные вопли, бесстыдные и несдержанные.

Соседи Огоньковых негодовали. Их дети, вернувшиеся из школы, с нездоровым любопытством интересовались: «Что это? Собака воет? Или душат человека?». Родители краснели, что-то лепетали в ответ, толком не объясняя происхождение непонятных звуков.

Вакханалия продолжалась целую бесконечность.

Выйдя из квартиры, Борис и Зина столкнулись нос к носу с поднимавшимся к себе Павлом Терентьевичем. На Бахусова Огоньков внимания не обратил, а Зину заметил и «на минутку» пригласил её к себе. Угарова приняла приглашение и вернулась в квартиру Огоньковых, которую только что оставила.

Павел Терентьевич вручил ей два букета белых хризантем и попросил передать один из них Нине Начинкиной в качестве извинения за своё неприличное поведение на поминках.

Сияющий и взволнованный Огоньков провожая Угарову, вышел на лестничную площадку, где их встретили разъяренные соседи.

— Да всё было нормально, хорошо, — говорила Угарова, имея в виду поведение Павла Терентьевича на поминках у подруги. — Я побегу?

— Ещё минутку, — остановил Зину, восхищённый её женской красотой Огоньков. — Какая ты сегодня хорошенькая! Дай-ка я тебя на прощание поцелую.

И сладко поцеловал. Зина смеялась звонким счастливым смехом, в котором не было притворства. Счастье насладившейся женщины разливалось по подъезду.

Когда Огоньков остался один, сосед, у которого сдали нервы, пригрозил.

— Да что же это такое! Я обо всём расскажу Анне Тихоновне.

— О чём расскажешь? — не понял Павел Терентьевич, всё ещё находясь в приподнятом настроении.

— О вашем безнравственном поведении. Соседи не обязаны быть соучастниками старческого безумия. Хотите в восемьдесят лет сходить с ума, делайте это без свидетелей.

— Мы напишем заявление участковому. У нас дети растут, — пригрозила соседка.

— Пишите кому хотите, сообщайте хоть самому президенту, — отрезал Огоньков, уверенный в своей правоте.

3