Тринадцатый Череп

В голове что-то щелкнуло, но я не понял, почему это название вдруг показалось знакомым.

– Что понадобилось французу, главе английской компании, в какой-то пенсильванской деревушке? – удивился я вслух.

– Вот сейчас, – сказал Корица.

Нуэве пожал плечами.

– Может, это не жест, а тик, – предположил Корица.

– Скорее, манера, – уточнил Нуэве.

– Ты хочешь сказать – манерность, – поправил тот.

Нуэве пожал плечами.

Корица еще раз рывком натянул парик мне на уши и начал взбивать кончиками пальцев слежавшиеся седые пряди.

– Наверное, следовало выбрать парик потемнее. Из-за твоих волос его слишком уж распирает. И цвет… Ты похож на ватную палочку. Ладно. Дело сделано. Остались только губы.

– Не надо красить мне губы, – запротестовал я.

– Надо. Если не покрашу, люди обратят внимание на волосы. А нам не нужно, чтобы они обратили внимание на волосы.

– Зачем старушке-пациентке красить губы.

– Она выписывается, Кропп. Из южной больницы, черт побери! А теперь сделай губки бантиком, будто хочешь меня поцеловать.

– Чего хочу?

– Поцеловать! Чмокнуть!

– Альфред, притворись, что собрался насвистеть веселый мотивчик, – предложил Нуэве.

Я выпятил губы и отвел глаза, чтобы не встречаться взглядом с Корицей, пока он мажет меня помадой.

– Ну вот, последний штрих, и картина готова! – удовлетворенно констатировал гример.

– Слишком красные, – заметил Нуэве.

Мистер Корица проигнорировал его реплику и поднес мне зеркальце:

– Ну? Что скажешь?

– Скажу, что стал похож на мою бабушку.

– На бабушку! Блестяще! А теперь вылезай из постели. Надо тебя одеть.

Корица достал из чемоданчика лиловое платье в цветочек и разложил его в изножье.

– А нельзя просто прикрыть меня одеялом?

– Можно, – согласился Нуэве. – Но при пересадке в машину могут возникнуть сложности.

Я вздохнул. Гример повернулся ко мне спиной, а Нуэве закрыл глаза и запрокинул голову. Я натянул платье и попросил Корицу застегнуть молнию. Он почему-то засмеялся.

– Ты прекрасна, бабуля Кропп, – сказал Корица. – О, подожди-ка. Чуть не забыл.

Он достал из пакета белые ортопедические туфли на резиновой подошве.

– Ну нет, – возразил Нуэве. – Это не пойдет. Она должна быть в туфлях на каблуке.

– У нее, по идее, шишки на больших пальцах, – парировал Корица. – И вдруг ему придется бежать? Хочешь, чтобы он ковылял в лодочках? Да, последний штрих. Что, уже наносил? Значит, это был предпоследний.

Корица достал из чемоданчика платок и накинул его мне на плечи. Потом отступил на шаг полюбоваться своей работой.

– Теперь понимаешь, почему не годится лавандовый? – спросил он Нуэве. – С этим платком лучше сочетается розовый. Как он выглядит?

– Словно восьмидесятилетняя старуха на стероидах.

– А как мы пройдем мимо копа? – спросил я.

– Ох, и как же мы об этом не подумали! – делано изумился Корица и подмигнул Нуэве.

Он подхватил свой чемоданчик и дважды постучал в дверь. Та распахнулась, Корица вышел, а когда дверь за ним закрылась, Нуэве посмотрел на меня и спросил:

– Ты не потерял мой подарочек?

Я достал из-под подушки ручку-шприц и, сунув ее в ортопедическую туфлю, пошел за Нуэве к выходу.

– А зачем он мне теперь?

Нуэве улыбнулся, не размыкая губ.

– Нет, но зачем ты с таким упорством продолжаешь задавать глупые вопросы?

– Учитель как-то сказал, что глупых вопросов не бывает.

– Твой учитель – идиот.

Нуэве постучал в дверь.

Полицейский исчез. Подкупили? Гример Корица оттащил его на лестницу и вырубил ударом по голове? Этого я не знал, да и не собирался на этом зацикливаться, а просто решил, что скоро все это агентурное дерьмо останется в прошлом.

Я уселся в кресло-каталку, которое стояло возле стены, а Нуэве зажал свою трость под мышкой и покатил меня к лифту.

– Сначала к Сэмюэлу, – напомнил я, когда Нуэве потянулся к кнопке первого этажа.

– Ты настаиваешь?

– Настаиваю.

Сэмюэла к этому времени уже перевели в отдельную палату. Нуэве вошел один. Я сидел в коридоре и слышал, как они о чем-то спорят на повышенных тонах. Иногда через толстую дверь долетали отдельные слова. Пару раз мне показалось, что они упоминают какую-то Софию. Правда, речь могла идти и о софе, но с чего им вдруг спорить о мебели? Сэмюэл называл это имя еще в палате интенсивной терапии, а я тогда подумал, что так зовут его медсестру. А зачем им спорить из-за медсестры? Может, София – женщина из прошлого Сэмюэла и Нуэве пытается использовать это против него. Типа: «Помалкивай, или мы придем за ней». Я попытался представить Сэмюэла с девушкой, но тщетно, как ни старался.

Наконец Нуэве вышел и закатил меня в палату. Сэмюэл сидел у окна с открытой книжкой на коленях.

Мой прикид произвел на него впечатление.

– Глупо выглядишь.

– Это маскировка, Сэмюэл.

– И туфли неправильные, – заметил он, обращаясь к Нуэве. – Надо было лодочки подобрать.

– Я предлагал, – ответил тот. – Мое предложение отклонили.

Он достал из кармана докторского халата длинный белый конверт и положил его на книжку Сэмюэла.

– Что это? – спросил тот.

– Твое выходное пособие, любезность сеньора Кроппа.

Сэмюэл взглянул на чек.

– Я подумал, что ты остановишься на швейцарском банке, – сказал Нуэве.