— Если бы я желал тебе сдохнуть, — Вэньли бросил мечтательный взгляд куда-то мимо Мюзеля, на секунду став похожим на собственное фото в профиле, а не на зловещую тварь. Впрочем, теперь Райнхард предполагал, что за его пугающими выходками с самого начала стоял обычный «иракский синдром». — Ты бы уже. И хватит называть меня по имени, ты что, труднодоходимый?
— Не будь идиотом, это же твоё имя, что, слишком простое для тебя? — хамить ему было не лучшей идеей, но Райнхарда понесло. Возможно, количество бренди в выпитой им бурде превышало количество самого чая. — Считаешь обычных людей за грязь под ногами?
— Что? — Вэньли отрывисто рассмеялся. У него было еще другое, «темнолордское» имя, но Мюзель его не запомнил. — Посмотри на себя.
— На себя? — сути претензии Райнхард действительно не понял. — Да мне все равно, знаменитость я или нет, я вообще ничего не поменял в своей жизни после первого сезона… И я не умею делать такие вещи как ты…
— Ты настолько высокомерный, что считаешь свою работу недостаточно умной, и строишь из себя жертву, хотя куча народа мечтает оказаться на твоем месте, — Ян криво усмехнулся и сел на пол, прислонившись спиной к кровати, так что Райнхард теперь не мог видеть его лицо. «Что хорошего в том, что ко мне все относятся ни то как к кукле, ни то как к мальчику по вызову, а Оберштайн каждый съемочный день указывает на мою бездарность?!» — А еще тебе пофиг, что я просил не называть мое имя. И зачем было докапываться до моего отца?!
— Потому что я хотел узнать, кто ты! — Райнхард уселся на кровати, завернувшись в плед. — Мы видели статью про таро и имя в титрах фильма Оберштайна, подумали, что это ты. Почему ты так взбеленился?
— Слушай, на самом деле, извини, — внезапно ответил волшебник. При этом он поднял с пола ещё одну упаковку из-под чипсов и меланхолично закинул её все в тот же угол. — Не надо мне вспоминать, что я на самом деле Ян Вэньли, я начинаю срываться и причинять вред людям. Понимаешь, с отцом мы всегда плохо ладили…
— Как ни странно, понимаю, — не удержался от злой иронии Райнхард.
— Да уж точно… Короче, в детстве я ненавидел эту гребанную коллекцию антиквариата больше всего на свете, потому что она пользовалась гораздо большими любовью и вниманием, чем я. Чтобы ему стало не все равно, оказывается, нужно было всего лишь умереть… — он горько усмехнулся. — Один раз я взял там старую колоду карт таро. Я просто хотел их порезать. Эгоистично и тупо, но я ведь был ребёнком. Многое в этой коллекции, кстати, было подделками, но карты несли в себе силу, настоящую. Не надо мне было их трогать…
— Подделками?
— Да, неприятная история, — Вэньли запустил пальцы в волосы. — Поэтому ты меня так выбесил, кстати.
— Я просто хотел найти тебя, чтобы убедиться, что я не сумасшедший. Выглядело очень похоже.
— Я, пожалуй, удивлён твоими успехами.
— Без Кирхайса бы ничего не вышло, — «ничего я не считаю себя лучше других, не правда!» — Мне и в голову не пришло начинать искать с Оберштайна.
— Хорошая идея, но, по сути, вам просто повезло… — Ян замолчал. — На самом деле, — добавил он чуть погодя, — Не надо тебе было идти в этот сериал.
— Ты предупреждал? Карта Смерть… — Райнхард внезапно вспомнил, что это как раз Кирхайс ее поднял.
— Именно.
— Надо было и тогда слушать К… Зигфрида, — проговорил Райнхард с досадой. — Так что там у тебя вышло с колодой таро?
— Ну, я тогда ещё не знал, что отличаюсь от других — иногда я предчувствовал какие-то события, предметы вокруг меня падали и ломались, когда я злился или пугался, но все можно было списать на совпадения. А та колода… она что-то пробудила во мне, или я в ней, не знаю. Она была старая, начала прошлого века, вариант Райдера-Уэйта. Я дотронулся, меня словно ударило током, выпало две карты — Смерть и Башня, поражённая молнией…
— Вавилонская башня, — вспомнил Райнхард. — Вавилон в Ираке.
— Да, рядом с современным городом Аль-Хилла, там шли тяжелые бои в 2003, — Вэньли обернулся к нему. — Здорово, что ты знаешь. Никто не учит историю.
— Просто, Александр Македонский — мой любимый герой, а он там умер, в Вавилоне, — «Только что же говорил, что я считаю себя слишком умным и строю из себя жертву. А Македонский-то, похоже, прототип Лоэнграмма.» — Зачем ты вообще пошёл в этот Ирак? — в то время, когда США начали там боевые действия, Райнхард был совсем ребёнком, но обрывки репортажей по новостным каналам ему хорошо запомнились. Правительство и пресса ФРГ резко осуждали действия американцев.
— Сложный вопрос… ты знаешь, что после захвата Ирака множество бесценных исторических артефактов уничтожено или осело в частных коллекциях, потеряно для науки?
— Как Янтарный кабинет? — вроде, во время Второй Мировой такое происходило сплошь и рядом. — Можно догадаться.