Вытащив из своего чемоданчика большой лист бумаги, он расстелил его на полу под раковиной. А затем, осторожно высыпав на него содержимое сливной трубы, сообщил:
— Еще осколки стекла. Крупнее, чем те, что были в раковине. По-моему, это остатки разбитой кружки.
Бернард посмотрел на грязное пятно на полу.
— Итак… кто-то мыл кружку в раковине, случайно уронил ее и разбил, после чего большие осколки куда-то выбросил, а мелкие попытался смыть в канализацию?
— Похоже на то. — Мэтт пожал плечами. — Но не слишком-то хорошо с этим справился, поскольку часть осколков все равно осталась в раковине.
— Жертва могла как раз мыть ее, когда вошел убийца и не дал ей закончить, — предположила Ханна.
Бернард кивнул.
— Либо так, либо убийца пытался вымыть эту кружку после себя. На кране есть отпечатки пальцев? — спросил он.
— Еще не проверяла, — отозвалась Вайолет. — Дай мне минутку.
— Я соберу осколки — посмотрим, не остались ли на них следы ДНК, хотя особо на это не рассчитываю. И гляньте на эти брызги вот здесь, здесь и здесь, — сказал Мэтт, указывая по очереди на стену, пол и ряд шкафчиков под кухонной стойкой. — Судя по форме пятен, разлет был на высокой скорости, наверняка в результате попадания пуль. Я уже проверил, и они сходятся примерно… — Он подошел к двери в заднюю комнату и указал на участок стены в четырех футах от пола. — Примерно вот здесь. На уровне груди.
Бернард не стал указывать, что четыре фута — это вообще-то на уровне шеи Мэтта. Парню и так регулярно напоминали о его росте и без его помощи.
Мэтт вздохнул и двинулся дальше.
— Итак, я бы сказал, что жертва стояла в дверном проеме, лицом к кухне, когда стрелок спустил курок, попав ей в грудь. Возможно, в этот момент она двигалась. Насчет позиции стрелка я пока не уверен, но могу предположить, что выстрелы производились с довольно близкого расстояния.
— Ладно, — сказал Бернард. — Вдобавок никаких признаков взлома. Так что, скорей всего… жертва мыла стеклянную кружку и случайно уронила ее в раковину. Может, из-за того, что кто-то постучал в заднюю дверь. Она открывает дверь, видит, кто это, бросается в кладовку, оборачивается, убийца стреляет, а затем достает что-то из ее сумочки, сразу же протерев ее, чтобы уничтожить свои отпечатки. Потом подходит к двери, открывает ее с помощью тряпки, протирает дверную ручку — возможно, размазав по ней немного крови жертвы — и выходит.
— Нет, все было не так, — возразила Ханна.
— Пожалуй, ты права, — согласился Бернард. — Жертве не было смысла убегать в кладовку, из которой нет выхода. И непонятно, как кровь могла попасть на руку убийцы.
— Итак… вариант второй. Убийца уже внутри, пьет чай. Жертва идет в кладовку, чтобы что-то там взять…
— И либо берет это и возвращается, либо он окликает ее, когда она еще в дверях, она оборачивается…
— И он стреляет в нее. Затем достает что-то из ее сумочки и прибирает за собой. Может, обыскивает жертву, отчего пачкает руку в ее крови. Моет кружку, но спешит и…
— Или, может, убийца просто потрясен — ведь он только что убил женщину, — сказал Бернард. — Он просто бросает кружку в раковину, где она разбивается, потом наспех собирает осколки… — Детектив посмотрел на раковину, а затем на заднюю дверь. — Выходит из дома, протерев дверную ручку и размазав при этом по ней немного крови.
— Версия неидеальная.
— Но для начала сойдет, — сказала Ханна.
Глава 4
Название «Хильдегард» носила художественная галерея на Клейтон-роуд, и Бернард бывал там только однажды, когда его вызвали, чтобы выпроводить оттуда какого-то упившегося вусмерть художника. Тот изрыгал гневные проклятия в адрес владельца галереи, который, судя по всему, отказался выставлять его шедевры. Когда буяна вывели на улицу, тот объяснил Бернарду, что он гений, которого не понимает невежественная публика, после чего обмочил штаны и наблевал ему прямо на ботинки.
Бернард отправился на встречу с Алексом-Стукачом в одиночку, в то время как Ханна предпочла по-быстрому пройтись по соседним с местом преступления домам, чтобы сэкономить время. В любом случае, это наверняка было к лучшему, поскольку Алекс всегда настаивал, чтобы детективы ни в коем случае не появлялись на встречах с ним парами, дабы не возбуждать подозрений.
Нынешняя выставка в галерее называлась «Фрагменты весны». Насколько Бернард мог судить, состояла она из серии картин, на которых голые женщины обнимали всяких рыб. Алекса-Стукача он обнаружил перед большим полотном, на котором толстая азиатка прижимала к груди форель с довольно несчастным выражением на морде. Бернард встал рядом с ним.
— Узнал что-нибудь? — спросил он.
Алекс упорно таращился на картину, выпучив глаза, на лбу у него поблескивали капельки пота. Бернард всегда задавался вопросом, почему этот тип занимался подобной деятельностью. Нервы у него явно не были созданы для этого, и деньги тоже определенно не были причиной — у полиции Гленмор-Парка был очень ограниченный бюджет для выплат осведомителям.