Тринадцатая девушка Короля

   – Ага, – получив от меня предупреждение о жгучем язе, Рейя передумала меня убивать, а теперь, с амулетом, и вовсе смотрела почти дружелюбно. – Я Рейя-на-Эса. В Большом Озере за нашими спинами давно шепчутся, думают, батюшка золотую карфу поймал, вот ему во всех делах и везет. Только никто не знает, что это не карфа никакая, а троюродная батюшкина тетка. Всю жизнь в подвале у нас живет.

   Мы пошли по тропинке, оставив за спиной голодного жгучего яза и несколько десятков следов. Рейя чуть впереди, непрестанно болтая и постоянно оглядываясь. Я позади, хмурая из-за того, что открыла этой болтушке свою тайну. Вот же язык без костей! Взяла и выболтала мне все семейные секреты! А если я молчать не стану?

   Я хмыкнула, внезапно осознав, что Рейя-на-Эса самый близкий мне по эту сторону Гряды человек. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока я не найду кого-нибудь из своих сестер. Поняла это, видимо, и моя попутчица, потому что вдруг остановилась, оглянулась через плечо и, серьезно нахмурившись, сказала:

   – Я никому про тебя не скажу, ты не думай, Эстэри. И прости, что я на тебя накричала. Это от страха. На самом-то деле я понимаю, что нам теперь вместе держаться надо.

   Я угукнула и мы потопали дальше.

   Минут десять шли молча, потом Рейя вновь начала говорить. Рассказывала о сестрах, о второй жене своего отца, о многочисленных талантах своей бабушки. В общем, у меня уже голова разболелась, когда впереди за ветками деревьев вдруг мелькнул огонек.

   – Стой! – я схватила болтушку за руку. – Видишь?

   Мы переглянулись.

   – А что, если это разбойники? – прошептала Рейя.

   – Ты еще скажи, косоглазая Уна*, что только и ждет, как зажарить нас в своей большой печи и съесть, – возразила я. – Не глупи, Рейя, у тебя же амулет. Даже если там разбойники, то ничего плохого они нам не сделают. Тебе так точно. Идем.

   Лесных разбойников в избушке, что светилась тусклым желтым огоньком, не оказалось, как и косоглазой Уны. Вместо нее в доме оказалась огненно-рыжая девушка, метавшаяся в горячке по кровати, да младенец, хныкающий в люльке.

   – Вот так повезло, – пробормотала я, не зная, к кому кинуться: к ребенку или к девушке.

   – Надеюсь, это не заразно, – проворчала Рейя и, сгрузив на пол сумки, подошла к больной. – Эстэри, может, ты ей амулет на здоровье сделаешь, а?

   – Не думаю, что смогу, – ответила я. – Я ведь не целительница.

   Осмотревшись, мы поняли, что девушка живет здесь одна – если не считать малыша, который после того, как я сменила ему пеленки, успокоился и заснул, засунув в рот молочный рожок.

   Вспомнив все, что мы когда-то слышали или читали о горячечных больных, мы с Рейей сняли с девушки промокшую от пота сорочку и, кряхтя, как две старушки, поменяли под ней простыню, сменив ее на сухую, после чего я осталась около постели, чтобы менять компресс из холодного полотенца на лбу бедняжки, а Рейя решила проверить запасы.

   – Тут есть овощи, – крикнула она, подняв одну из половиц возле белой каменной печи. И как только догадалась там поискать! Я бы ни за что не додумалась. – И соленое мясо. И клетка с квочами*. Можем суп сварить.

   – Можем, – согласилась я. – Если ты сможешь квоче голову отрубить.

   – А можем и не варить, – Рейя поставила на место половицу. – Морги, а если она не поправится?

   – Поправится, – проворчала я, особой уверенности, впрочем, не испытывая.

   Девушка пришла в себя уже утром. Вдруг распахнула мутные от болезни глаза и спросила скрипучим голосом:

   – Ты кто?

   – Эстэри, – пробормотала я. – Мы... заблудились.

   Девушка назвала свое имя – Эри-на-Руп. Избушка, которую мы с Рейей приняли за лесную сторожку, оказалась частью трехдворовой заимки, и до ближайшего большого поселения, которое называлось Красные Горы, было не меньше дня пути, и там, если верить Эри, жил ее настоящий отец – Папаша Мо, который до сего дня свою дочь и в глаза не видывал.

   – Мне так и не удалось накопить на представление, – пыталась оправдаться хозяйка домика.

   – Ну и нравы у них тут, – шепнула мне на ухо Рейя.

   Да уж, что и говорить. Нравы еще те. Мало того, что отец о своих дочерях не знает – в Ильме такое вообразить невозможно, да любой хозяин Двора глотку перегрызет не только за своего ребенка, за любого из дворовых. А все потому, что люди – это самый ценный ресурс. Чем богаче Двор на детей, тем больше дохода он принесет в будущем. А тут, видите ли, она на представление не накопила. Кому представляться-то? Собственному отцу?

   – Ага, – нахмурилась я. – А я думала, это мне с Папашей не повезло.

   – Да я не о том, – землячка скорчила рожу и стрельнула глазами на руки Эри. – Колец-то нет. Гулящая...

   – Не гулящая я, – просипела больная, отворачиваясь к стенке лицом, и мы с Рейей синхронно покраснели. Вот ведь морги! Ведь совсем тихо шептались. – Полтора года назад в Красногорье королевская охота была. Король поохотился и уехал, а егеря и загонщики по здешним лесам еще седмицы две куролесили. Вот в те-то несколько дней я им на глаза и попалась. Даже не помню, сколько их было... Вообще слабо что помню, только что противно было. И больно. Очень. А потом вот Мори родился.