Тринадцать ящиков Пандоры

— Раз уж я его отремонтировал, могу ли я узнать, зачем вам нужен шаттл, да еще с подключенным к сети квантовым компьютером, — и это при том, что я пока — единственный проснувшийся контроллер? Поверьте, шаттлы могут летать и на обычных компьютерах.

— Это не твоя забота, — коротко ответил Торрес. — Свободен, — добавил он, когда я не сдвинулся с места.

Я уходить не собирался.

Торрес наконец потерял терпение.

— Свалишь ты отсюда или нет? Господи, да вы, заклинатели кораблей, — сборище придурков! Одного проснувшегося тут хватает с лихвой! Неудивительно, что вы разговариваете с кораблями — человеческую речь вы же не понимаете!

Я ушел, не сказав ни слова.

Торрес был неправ. Я выбрал эту работу не потому, что плохо понимал людей. Совсем наоборот. Я выбрал эту работу потому, что иногда слишком хорошо понимал людей.

Я хотел спровоцировать его, увидеть, насколько его разозлит мое неповиновение. И реакция полковника превзошла все мои ожидания, даже с учетом его неприязни ко мне.

Происходило что-то масштабное.

* * *

Все мы стали частью чего-то более масштабного, чем способен понять человеческий разум. Началось это с того момента, как телескопы заметили на краю системы Beta Comae Berenices[10], которая была нашим домом в течение последних двухсот лет, небольшую аномалию в траектории движения ближайшего к нам красного карлика Ross 1015. Звезда была настолько тусклой, что никто и не думал тратить на нее обсерваторное время до тех пор, пока мы не отправили часть больших телескопов во внешний пояс для наблюдения за всеми соседними звездами. При власти были сплошь параноики; а прямо под боком у нас находилась колония Чара, хотя не было ни единого доказательства, что они собираются отправить к нам корабли. Но излишняя осторожность еще никого не убивала, в отличие от обратного. Вот так мы и обнаружили массивный черный холодный объект, притягивающий Ross 1015. Доплеровское смещение[11] было настолько велико, что невидимый объект, очевидно, был просто другой звездой. Наконец мы обнаружили Ross 1015-В — вращающимся по эксцентричной орбите вокруг обычного красного карлика и приближающимся к перигелию[12] в примерно четырехстах астрономических единицах. Если бы нам тогда не повезло оказаться на прямой линии видимости, могли бы искать до сих пор. Еще так примерно с полвека.

По стандартам межзвездных путешествий «Джордано Бруно» была быстрым кораблем — это означало, что ее средняя скорость составляла около одной десятой от скорости света. Если пренебречь расширением времени, то мы спали более сорока лет. И большая часть экипажа спала до сих пор — и, если бы все шло как надо, никто не стал бы зря их будить. Мы должны были рассмотреть черного карлика — странное явление, которое вообще не должно существовать в нашей вселенной, пока она не состарится этак на триллионы лет. Разбудили только основной военный экипаж и большинство ученых, всего двести человек из шестисот. Ну и был еще я. Единственный человек, постаревший за время рейса, поскольку примерно с год бодрствовал. «Джордано» будила меня несколько раз — всегда, когда подозревала, что у нас возникла проблема, — или, как подозреваю я, когда ей было слишком одиноко.

Никто не собирался создавать квантовые компьютеры разумными, скорее это получилось случайно. Мощный ИИ, который давным-давно списали со счетов компьютерные специалисты, возник в квантовом мире, и нам приходится иметь с ним дело, особенно в космических кораблях, где квантовые вычисления оказались наиболее ценными. Чтобы найти стабильный способ его контролировать, потребовались годы. Большинство людей довольствовались простыми интерфейсами для элементарных, бытовых команд. Тех, кто мог общаться с ИИ напрямую, было очень мало. И хоть большую часть времени в таком контакте не было необходимости, если начинались проблемы, подобные люди становились незаменимы.

Не то чтобы я был против.

Все-таки корабли гораздо более приятные собеседники, чем люди.

Чужие… Едва понятные… Честные. Чистые. Преданные.

Вот из-за того, что «Джордано» преданно следовал приказам полковника о конфиденциальности, мне сейчас приходилось общаться с людьми.

В это время столовая была пуста, если не считать одной-единственной женщины, сидящей над тарелкой с давно остывшей едой. Лакшми Ранганатан была полностью поглощена диаграммами и данными, появляющимися на ее переносном экране. Она была редким исключением — ученый, отказавшаяся от мозговых имплантатов, которые позволяют получать доступ к информации в обход этих старомодных методов. Мало кто с такой инвалидностью смог бы пробиться в мир большой науки. Ранганатан была единственным таким человеком на борту — и в своем деле по-настоящему хороша. А еще она была настолько далека от обычных человеческих разборок, что пренебрегала понятием конфиденциальности просто потому, что не имела о нем ни малейшего понятия.

Во всем остальном она мыслила настолько в духе кораблей, насколько только может человек. Мне она нравилась.