Трильби

— Да, моя Джанни, — шептал он голосом нежным, но таким слабым, как дуновение ласкового утреннего ветерка, пролетающего над озером, — верни мне очаг, откуда я мог видеть и слышать тебя, скромный уголок в золе, которую ты шевелила по вечерам, чтобы разжечь спрятавшуюся там искру, невидимую ткань паутины, висящую под ветхим потолком, где я качался, как в гамаке, в теплые летние ночи. Ах! Если так нужно, Джанни, я не буду больше надоедать тебе своими ласками, говорить, что люблю тебя, касаться твоего платья, даже если край его сам полетит мне навстречу, увлекаемый движением огня и воздуха. Если я позволю себе дотронуться до него один-единственный раз, то только для того, чтобы отстранить от огня, готового охватить его, когда ты задремлешь во время работы. Скажу даже больше, Джанни, потому что, я вижу, ты не решаешься снизойти к моим мольбам: удели мне хотя бы маленькое местечко в хлеву, для меня и это будет утешением; я буду целовать шерсть твоего барашка — ведь я знаю, что ты любишь обвивать ее вокруг пальцев; я буду выбирать самые душистые цветы в траве, наполняющей ясли, и буду плести из них гирлянды, чтобы украсить ими барашка, и когда ты принесешь новую подстилку из свежей соломы, примять ее будет для меня большей гордостью и наслаждением, чем лежать на богатых королевских коврах; я буду тихо шептать твое имя: Джанни, Джанни!.. И никто не услышит меня, будь спокойна, даже то насекомое, что однообразно и размеренно стучит в стене и своими «часами смерти» только и нарушает молчание ночи. Все, чего я хочу, — это быть возле тебя, дышать с тобой одним воздухом, воздухом, через который ты проходила, который вдыхала, касаясь его губами, который ты пролизывала взглядом и который нежно ласкал бы тебя, если бы бездушная природа обладала теми же преимуществами, что и мы, если бы у нее были чувства и способность любить!

Джанни заметила, что она слишком удалилась от берега, но Трильби понял ее тревогу и поторопился успокоить ее, укрывшись на носу лодки.

— Продолжай свой путь, Джанни, — сказал он, — возвращайся без меня на берега Аргайля, куда я не могу проникнуть без разрешения, в котором ты мне отказываешь. Покинь бедного Трильби на земле изгнания, пусть он живет там, осужденный на вечную тоску в разлуке с тобой; он отдал бы все за то, чтобы ты бросила на него прощальный взгляд. Несчастный! Как беспросветна ночь!

На озере загорелся блуждающий огонек.

— Вот он, — сказал Трильби, — боже, благодарю тебя! За эту цену я счастлив нести твое проклятие!

— Это не моя вина, — возразила Джанни, — я не ожидала, Трильби, этого странного света, и если глаза мои встретились с вашими, если вам почудилось в них согласие, последствий которого я, правда, не предвидела, вы ведь знаете, что заклятие грозного Рональда ставит еще одно условие. Нужно, чтобы Дугал сам послал вас в хижину. Да и к тому же разве мой и его отказ не послужил бы вашему счастью? Ведь вас любят, Трильби, ведь вас обожают благородные дамы Аргайля, и в их дворцах вы, наверное, нашли…