Триктрак

Ещё раз обошла и осмотрела комнаты, пытаясь обнаружить возможные следы деятельности Раскина, но так ничего особенного не заметила. Мне даже показалось, что в доме стало больше порядка, чем вчера, но, вероятно, то были следы деятельности миссис Хоуп. В конце концов, если Раскин искал что-то в доме и нашёл или не нашёл, я уже не могла ничего изменить. Вернулась в комнату наверху. Вещи ворохом лежали на кровати и стульях, а чемодан стоял на полу, бесстыдно раскрыв обшитое клетчатой тканью нутро. На дне все так же покоились туфли, которые, судя по всему, так и останутся ненадёванными, и совершенно ненужная, но весомая во всех смыслах вещь. Я взяла её. Освободив стул, села, развернула на коленях ткань — кусок тёмно-зелёного сатина из давних времен — и достала коробку, обтянутую потёртой, хранящей загадочный аромат древности кожей терракотового оттенка, с вытисненным на ней словом: Backgammon. Провела ладонью по тёплой, гладкой, чуть шершавой на потертостях коже, отомкнула блестящую застежку и подняла крышку — открылось красное бархатное поле доски нард, расчерченное длинными узкими белыми и чёрными треугольниками; чёрная и белая полосы аккуратно уложенных в узкий паз шашек. В уголке, в маленьком отделении, хранились три кубика — так называемые кости, выточенные из настоящей слоновой. Я вспомнила, как потерялся один из них, самый большой, а потом нашёлся под диваном во время генеральной уборки, и был водворен на место. С той поры я спрятала нарды в дальний угол шкафа, и мы больше в них не играли. Собираясь в Англию, обнаружила почти забытый ящичек, разволновалась, посчитала это знаком судьбы, назвала себя идиоткой, но всё же сунула его на дно чемодана. Видимо, это действительно был знак судьбы — сначала перенервничала на таможне в аэропорту, когда поняла, что вывожу из страны антикварный предмет, а затем по прибытии получила полный крах надежд и планов. Я уставилась в бархатное нутро, поймав себя на спиритической мысли, что сейчас на потёртой ткани проступят буквы, и я смогу прочесть предначертание… или упрек в собственной глупости. Скорее всего, последнее. Захлопнула шкатулку и положила на узкую полку декоративного камина. Спустилась в кабинет и, открыв книжный шкаф, просмотрела разнокалиберные книги: какие-то справочники, несколько детективов в мягких обложках, три томика Грэма Грина. Меня всегда инстинктивно влекло к книжным шкафам и полкам — чтение было любимым занятием. Возможно, поэтому я так неудачлива в личной жизни — книги дарят слишком много вредных иллюзий, мешая смотреть на мир трезвым взглядом. Давнее юношеское прошлое, вызванное таинственным нутром шкатулки с нардами, вернулось яркой вспышкой, будто с треском порвалась обветшалая занавесь, которой я зашторила его от себя самой. Вдруг показалось, что я шагнула в этот английский дом прямо с той старой сломанной балконной галереи дома в Заходском. Пытаясь избавиться от неуместной ностальгии — а как иначе назвать это состояние, — спустилась вниз, заварила кофе и, смакуя, выпила, стоя у французского окна и глядя, как ветер шевелит макушки красноватых кустов. Вернулась в кабинет, куда влекло удобное кресло, ощущение уюта и защищённости, которое создавалось массивной старой мебелью, тяжёлыми занавесями на окне и столь же внушительной, вероятно, дубовой дверью. Достала из шкафа зачитанных «Лангольеров» Стивена Кинга и устроилась в кресле. Снова задумалась, безуспешно пытаясь вникнуть в смысл событий, и в конце концов уронила книгу. Встала, шевеля плечами, чтобы размять занемевшую спину. Подошла к двери, попыталась повернуть ручку, и в то же мгновение в который раз за последние дни меня бросило сначала в холод, а потом — в жар, словно я носила с собой передвижной контрастный душ. Дверь оказалась запертой. Я покрутила некрутящуюся ручку и дёрнула, чтобы убедиться в очевидном. Захлёбываясь ужасом, кинулась к окну, за которым мирно шелестели деревья. Бросилась обратно к двери, чтобы вновь попытаться открыть. Может, она захлопнулась, когда я плотно закрыла её? Я несколько раз входила и выходила из кабинета и каждый раз плотно прикрывала дверь безо всяких последствий, но в центре никелированной ручки имелась замочная скважина и, возможно, механизм сработал. Немного успокоившись, взяла себя в руки, отругав за паникёрство. Что делать? Не ломать же замок в чужом доме. Перспективы вырисовывались отнюдь не радужные. Я пометалась по кабинету, несколько раз попыталась открыть дверь, каждый раз надеясь, что делаю что-то не так — вдруг раздастся волшебный щелчок, и сезам откроется. После пятой или шестой попытки убедилась, что дверь заперта, и, если никто не придет на помощь, придется сидеть в заключении неведомо сколько времени. Мысль, что дверь не захлопнулась сама по себе, а её кто-то запер и сейчас этот кто-то бродит по дому злоумышленником, сжимала внутренности в тугой узел. В унисон нутру, как обычно не вовремя, просигналил мочевой пузырь.