Нависая над Ильёй, бык взревел, и его пятнистая шкура обагрилась кровью. Подняв голову и тяжело дыша, он забыл про лежащего на земле Илью и помчался на обидчика. Теперь его движения стали более медлительными — торчащее в боку копьё мешало двигаться. Воспользовавшись ситуацией, Илье удалось дотянуться до обронённого копья и вскочить на ноги. Костя замер на месте и сжал кулаки, глядя, как мохнатое животное скачет на него. Боевая стойка противника ни капли не устрашила, разъярённый болью бык сильнее заревел, стуча копытом о землю и бешено вращая глазами. Не успел он сделать и шага в сторону Кости, как второе копьё вонзилось в его широкую крепкую шею — Илья опомнился и сориентировался довольно быстро. Всё ещё стараясь двигаться вперёд, бык упал на колени под рёв довольной толпы, дёрнулся несколько раз и сник, уронив тяжёлое тело на обагрённую тёмной кровью землю.
Толпа ликовала. Но друзьям абсолютно не хотелось раскланиваться и срывать овации. Скорее, им хотелось поступить так же и с затолкавшими их в изгородь дикарями. Ворота этой арены-ловушки распахнулись, и показалась украшенная перьями голова вождя. Он снова толкал речь, пока мужчины уволакивали поверженное животное, а улыбающиеся женщины вытирали широкими листьями их руки и лбы от густой липкой крови. И от этого кисловатого запаха Илья едва сдерживался, чтобы не выбросить из себя всё содержимое желудка. Костя тоже покачивался, отряхивая изорванные штаны и грязную майку.
Но на этом злоключения не закончились. Косматые взлохмаченные воины выходили на арену друг за другом, потрясая копьём и вызывая то одного, то другого менеджера на бой. К счастью, бои эти носили игровой характер — дикари почему-то поддавались, изображая дикий страх и ужас, и в панике убегали.
Затем измотанных и уморившихся друзей, радостно подталкивая в спину копьями, заставили лезть на дерево за диким мёдом и крупными голубоватыми яйцами страшно орущих полулысых птиц, похожих на огромных летучих мышей. Их крики напоминали кряканье, но на более высоких, режущих слух частотах. При этом обе птицы, которые находились у гнезда, яростно охраняли своё будущее потомство от наглых людишек, посмевших посягнуть на их древесное жилище. Илья поддерживал Костю снизу, успокаивая и обещая, что скоро весь этот кошмар закончится.
Пальцы хоть и пострадали, но остались целы, а яйца перекочевали из гнезда в карман Ильи под восторженные возгласы дикарей внизу и недовольное карканье удивительных птиц. Вскоре одна из них нагло уселась Косте на голову, уцепившись когтями в волосы и пытаясь выклевать глаза.
Смертельно устав от всех этих манипуляций, у друзей уже не было абсолютно никаких сил, чтобы тащиться к машине. Поэтому они совершенно не сопротивлялись и разрешили уложить себя в тенёчке, на расстеленные поверх мягкой сухой травы циновки.
— Уги-уги хорошо, — ласково гладила Костину голову сидящая рядом Амила. — Хорошо воин, хорошо охотник…
— Да уж, лучше не бывает, — простонал Костя и повернулся на другой бок, где лежащего в полузабытьи Илью холодной водой отпаивала сияющая, как медное блюдо, Шатха. — Зуев, ты там живой?
— Да лучше бы сдох маленьким… — промычал он в ответ, затем забрал из рук толстухи кривобокий кувшин. — Мало вода! Понимать? — помахал он кувшином перед её веснушчатым лицом. — Много вода давай! Уги-уги мыться! — Он принялся изображать, как трёт себя мочалкой, толстуха закивала головой и убежала. — Какие идиоты! — снова растянулся на циновке Илья. — То любить, то убить…
— Это они нас в главные уги-уги посвящали, — добавил Костя. — Мы теперь самые крутые воины и охотники.
— Так что, жить тут останешься?
— Типун тебе на язык. Отдохнём, пожрём и смоемся отсюда, пока эти придурки ещё чего не выдумали…
Сообразительная Шатха позаботилась о ванне, точнее, о наполненных водой бочках, через щели которых здорово хлестала вода, но мальчишки не уставая бегали к реке и возвращались с наполненными кувшинами, не давая бочкам опустошаться.
Костю пучком травы и сладко пахнущих цветов растирала Амила, Илье повезло меньше — сестра вождя не желала оставить в покое своего возлюбленного. Пару раз она пыталась забраться к нему в бочку, но к счастью, «широкая кость» и плохая растяжка не позволяли ей этого сделать.
Изольента старалась не показываться на глаза, прячась за спиной своего мохнатого ухажёра. Лишь иногда Илья замечал мелькающую в толпе её светло-русую голову.
После «ванны» обнаружилось, что их одежда уже выстирана и болтается на ближайшем дереве, колышась под порывами свежего ветра. Грязная обувь, зажигалка и смятая пачка сигарет лежали рядом.