Тридцать один. Часть I. Ученик

– Ещё бы, – хохотнул он. – Вон длинный какой, не дотянусь!

У меня кольнуло в боку. Сердце заныло и потянулось к нему. Я обнял его, прижавшись щекой к макушке, и отступил.

– Мы всегда будем вместе, – пообещал отец. – Можешь не сомневаться. Я же один из предков, а они всегда приходят на выручку!

Я кисло улыбнулся в ответ и сунул руку в туман, расползающийся из медальона. Меня моментом втянуло внутрь.

Глава 8. Ученики бывают разные

Молочная мгла рассеялась, и я попал в узкий лаз. Пришлось ползти на четвереньках. Не знаю, чем волчья тропа отличается от портала, вроде здесь нет чистилища и администрации. Это совершенно другой путь, о котором они знают, но пока не могут прибрать к рукам.

Полз недолго. Скоро лаз кончился, и дорогу преградил пахнущий луком мешок. Я навалился плечом и сдвинул его в сторону. В нос ударил солёный морской бриз с главной Черногорской пристани.

Интересно, дядя всегда останавливается у третьего причала? Я поднял глаза и не успел удивиться табличке с номером три на столбе, как разглядел знакомый силуэт чёрной шхуны. Всегда! У него хватает денег, чтобы обзавестись постоянным местом.

– Как мы сюда попали? – удивленно воскликнул Евлампий. – Таких точных порталов не бывает.

Я промолчал. Не горю желанием с ним болтать. Не решил, как себя вести, а пререкаться со шпионом чести мало. Хотя с другой стороны, ткнуть ему маленькую шпильку не помешает.

– У оборотней свои пути, – гордо заявил я и, встав с четверенек, надменно прошествовал к трапу.

Решив не терять даром времени, я поднялся на борт.

– Тита дрита! Кого засёк мой глаз! Заморыш! Все полпуда кишок с костями! – услышал я до боли знакомый голос.

Оливье торчал на мостике, облокотившись об штурвал.

– Я, как на грех, уже хлебнул за твоё упокоение, – радостно сообщил он.

– Вы даже не попытались меня спасти! – оскорбленно проговорил я.

– Как? – удивился дядя. – Я что, по-твоему, обязан объявить войну целому миру? Я приплыть туда, и то не смог бы. Там нет ни морей, ни рек, ничего. Одни горы и пустыни. Как ты вообще оттуда выбрался?

Он сбежал вниз по лестнице и подошёл ко мне.

– Вот! – воскликнул я, приподнимая цепь ошейника. – Меня приговорили к лишению права на одиночество и отпустили. Теперь у меня собственный карманный голем!

– Поздравляю! – ощерился дядя. – Балдёжное украшение. Скажи спасибо, что его уменьшили до карманных размеров. По мне, было бы гораздо кучерявее, если бы ты болтался у него на шее. Не лезь в бочку, ты легко отделался.

– Я должен официально заявить, что отделываться – не правовая формулировка, – высказался голем.

– Засохни! – махнул рукой дядя. – Ко мне претензии есть?

– Мастер Оливье, я должен официально заявить, что обвинения в браконьерстве с вас сняты. Высший судья Тринадцатого Тёмного Объединенного мира перенес ваше наказание на Люсьена Носовского!

– Сам скумекал, – процедил Оливье, не глядя на Евлампия.

Проигнорировав бормочущего голема, дядя придвинулся вплотную и уставился мне в глаза.

– Чего приперся-то?

– Куда? – не понял я.

– Ко мне! Думал, сопли тебе буду вытирать, крысеныш? Дам поплакать в жилетку и пожалею? Тресни! Нет у меня жилетки!

– Я вернуться хотел, – обиделся я.

Вышло скорее жалобно. Даже оскорбленно молчавший голем прочистил горло, но Оливье не дал ему встрять. Отодвинувшись, он деловито сообщил:

– Жалею, будто империк посеял. Я ж размечтался, что ты мой истинный ученик. Что посвятишь жизнь служению вкуса! Будто ты тот, кто мне нужен, – он скрипнул зубами, – но ты слишком долго пропадал, я нашёл нового.

– Нового?

– Соснового! – взвился дядя. – Чё слюни распустил? Я виртуоз, художник! Я маэстро! Ученики становятся в очередь, чтобы овладеть моим искусством.

Я обрадовался, хоть и не подал виду. Чуть не сказал, куда он может запихать своё искусство, не развернулся и не ушел, но вовремя вспомнил о письме.

– Учитель, извини. Письмо моего отца. Перед тем, как навсегда покину корабль, не мог бы ты его отдать?

– Письмо? – Оливье задумчиво покрутил ус. – Каракули!

Он повернулся и зашагал к себе в каюту, продолжая на ходу.

– Когда ты сбежал с големом…

Я последовал за ним. Вот как это называется. Я-то думал, меня похитили, а оказывается, я сбежал в чужой мир для того, чтобы меня осудили.

– …я сунулся в письмо, но ни буквы не разобрал. Сплошные закорючки. Жабры кракена, у вас, что собственная письменность?

Я кивнул.

– Такое и в бреду не примерещится, – усмехнулся дядя.

Входя в каюту, он выразительно посмотрел на меня, и я остался у двери.

Дядя вышел через минуту с конвертом в руках.

– Держи! Только просвети на кой оно тебе?

– Как дела у отца узнать, – соврал я.

Оливье заковылял обратно на мостик, а я остановился у фальшборта и, раскрыл конверт.

Любопытный голем сунулся, но, ничего не поняв в наших иероглифах, снова залез на плечо.