Тридцать лет под землей

Но с первых чисел апреля (даже часто с 25 марта) он быстро заселяется и дает приют большой колонии летучих мышей, живущих плотно сбившимся роем. Каждый год они заполняют грот и висят, прицепившись к высокому своду всегда в одном и том же месте. И так, по-видимому, с незапамятных времен, потому что под этим местом почва покрыта толстым слоем гуано.

В 1936 г. я решил периодически посещать этот грот и заняться изучением летучих мышей. В среднем в колонии насчитывалось до 10 000 индивидуумов (что для этих животных немного), но отнести их к тому или другому виду было довольно трудно, потому что, когда не имеешь знакомства с отдельными разновидностями этих животных, различить их очень трудно. При помощи маленького учебничка (рекомендую его всем начинающим изучать рукокрылых): «Естественная история Франции», Написанного доктором Труссаром в 1884 г., я научился распознавать обитателей Тиньяхюста. Это были Vespertilions murinus (Vespertilio myotis)[71]. Эта летучая мышь самая крупная в нашей стране, размах ее крыльев достигает 40–43 сантиметров. Голова у нее коническая, с заостренной мордочкой, что делает ее немного похожей на лисицу. Уши большие, овальные, такой же длины, как голова; цвет шерсти рыжеватый, на спине варьирующий от светло-рыжего до коричневого с дымчатым оттенком, в то время как брюшко грязновато-белое.

Однажды, в 1936 г., я вошел в пещеру, состоявшую из двух залов диаметрами приблизительно 20 метров, соединенных низким ходом, по которому нужно пролезать ползком. Именно вторую комнату, погруженную в абсолютный мрак, и выбрали летучие мыши своим жилищем. Я оставался там довольно долго, наблюдая подвесившийся к потолку компактный кишевший рой, откуда раздавались писк и резкие все умножавшиеся крики. По-видимому, мое появление их потревожило. Но больше, чем мое присутствие, волновал и беспокоил дневных сонь, отдыхавших после ночного полета в окрестностях грота, свет лампы. Некоторые из них уже начали отбиваться, отделяться от роя, махать крыльями и, конечно, не замедлят улететь; не теряя времени нужно было приступить к запроектированной массовой ловле. Такова была в тот день цель моего прихода в грот.

Вынимаю из рюкзака большой сачок из материи, прикрепляю его к принесенной с собой длинной каштановой палке и, подняв примитивное приспособление (но оказавшееся вполне эффективным), расставляю свою первую сеть охотника за летучими мышами. Несколько раз провожу окруженным железной проволокой отверстием сачка по прицепившейся к своду мягкой массе животных. Касание сачка отделяет нескольких из них, и они падают к моим ногам; одни — как спелые плоды, другие рефлекторно полураскрывают крылья и, падая, вертятся, как сухие листья, но их падение смягчается слоем гуано. Сачок становится все тяжелее, длинная рукоятка из сырого дерева гнется под грузом, и я устремляюсь к выходу. Вернувшись под портик грота, усаживаюсь на ярком свете, держа меж ног мешок, где пищат и возятся мои пленницы (как показал подсчет, я их наловил 225 штук); кладу на пол нечто вроде большой английской булавки из железной проволоки, на которой нанизаны крохотные алюминиевые колечки. Такие разрезанные вдоль цилиндрики для кольцевания мелких птиц Центральная станция по изучению миграции птиц при Естественно-историческом музее в Париже раздает лицам, занимающимся кольцеванием птиц, а теперь кольцующим и летучих мышей.

Эти чрезвычайно тонкие колечки имеют форму распиленного кольца для салфетки. Разрыв дает возможность поместить колечко на предплечье летучей мыши; затем оно слегка сжимается, чтобы немного сблизить концы. Теперь животное окольцовано и не испытывает при этом никакого стеснения: если десять таких колечек положить на почтовые весы, то их стрелка останется неподвижной. Наконец, важная деталь: на каждом кольце мельчайшими буквами написано «Музей Париж» и затем буква серии и матрикул.

С некоторых пор я обзавелся всеми этими принадлежностями, и мне не терпелось надеть колечки на моих летучих мышей ночниц, потому что, как мне казалось, эта процедура приведет к интересным наблюдениям.