Тридевять земель

На противоположном берегу в самые подножия серых скал вцепился крохотный поселок. В это время года темнело уже рано. Фонари с того берега выпускали свои разноцветные отражения, словно щупальца. В хорошую погоду они пересекали залив, и их неопределённые оконечности, переливаясь на ленивой волне, легонько трогали молы Столива.

По утрам Вячеслав, оседлав один из велосипедов, тихо катил по извилистой узкой дороге, разглядывая местную жизнь. Вечнозелёные дворы были забрызганы тёмно-розовыми цветами богомилы, которые росли буйными неправильными гроздьями.

Автомобили попадались редко, а прохожие и того реже. Разве что возле торгового павильона на Markov rt на потёртых пластмассовых ящиках из-под пива сидели немолодые мужчины. Время от времени их разговор умолкал, они отхлёбывали из своих массивных бутылок, бессмысленно надзирая за течением времени, и смотрели мутными глазами на серую стену котловины, как будто ожидали, что она разломится, расступится и взору их предстанет бесконечный простор, освобождающий и приемлющий их блуждающую мысль, обречённую скитаться в каменной чаше.

К этому времени Вячеслав выучил только два слова, обеспечивающих минимум обиходного этикета. "Хвала", – говорил он с ударением на первом слоге, принимая покупку. "Приятно! Молимо!", – неожиданно громко, гортанно отвечали ему продавщицы. Потом прибавилось третье, когда своими резкими, грубыми, точно прокуренными голосами пожилые официантки в кафе около Богородичного храма задавали извечный вопрос: "Изволите?"

Темнело рано, и начинало давить безлюдье. Рассказы Михаила о местных обитателях были ещё свежи в его памяти. С шикарной виллой подмосковного льва справа соседствовал мол, принадлежавший Луке. Под защитой каменной стенки в мелкой заводи болталась старая белая лодка.

В нескольких метрах от виллы «lav» напротив старого Лукиного дома сохранилась небольшая часовня, возраст которой насчитывал несколько столетий – каплица в полтора метра высотой. Муницпальные власти поставили указатель, и любой желающий мог осмотреть церковь Trojstva.

* * *

Бранко ещё не уехал в Белград, наслаждался последними погожими днями, собирал хурму, и в лице Вячеслава нашёл такого же терпеливого слушателя, как Таня и Ваня. Ему нравилось говорить по-русски, и он рассказывал Вячеславу много интересного, словно бы чувствуя, что он здесь человек случайный и надолго не задержится. Так, кстати, стала известна и история Лукиного богатства.

Соседкой Бранко по переулку была Данка. Хотя число прожитых ею лет приближалось уже к шестидесяти, она носила легинсы, а гриву огненно-рыжих волос украшала заколками кислотных цветов. Местные мужчины за глаза с добродушной усмешкой называли ее «српской царицей». Работа у неё не переводилась: то нужно было привезти дрова, то их поколоть, то подстричь забор из кустарника, и мужчины ходили к ней, как на барщину.

В далёком 63-м году у её отца нашли туберкулёз. Врачи настоятельно рекомендовали ему сменить место жительства и указали на Столив, как на самое подходящее место, где испарения моря встречаются с ароматами гор, превращая воздух в целительный эфир. Отец внял их совету и сторговал у общины Котора полосу земли длиной метров восемьсот и глубиной – двести. Кусок побережья обошёлся ему в сущие гроши, но никто не мог взять в толк, зачем нужны ему одному все эти пустынные угодья. Однако отец Данки жил будущим. Он просто не мог поверить, что этот уголок земли, как будто специально созданный для отдохновения и поэтических грёз, так и останется в забвении и запустении. Год шёл за годом, а в Боку приезжали всё те же белградцы, жители Ниша и Нового Сада. Отчаявшись увидеть свою мечту воплотившейся, отец Данки в конце концов уступил отцу Луки половину своей земли за крепкую морскую лодку. Когда же Югославию охватили этнические конфликты, казалось, о туристическом рае можно было забыть…

Предвидение Данкиного отца стало сбываться с 2005 года, когда сам он уже не мог этого видеть. Время показало, что мыслил он здраво. В очередной раз Боку открыли то ли англичане, то ли русские, и в померанцевых садиках Муо, Прчани и Столива повисли флаги Соединенного королевства. Русские флагов не вешали, а брали числом и платили не торгуясь. По подсчетам Бранко, из трёхсот домов Столива сорок уже принадлежали русским, а ещё столько же представителям разных европейских стран. Кому-то из этих русских залив напоминал Абхазию, кому-то Крым, и счастливая особенность его была та, что он и впрямь был способен напомнить и то, и другое.

Данка поживала, покусывая отцовскую собственность, наслаждаясь целебным воздухом и видом плодов насаженного отцом мандаринового сада, наливавшихся к декабрю оранжевыми мячиками.