Три жизни Иосифа Димова

— Я знала, что ты преследуешь большую цель и работаешь над чем-то  в а ж н ы м, — ласково сказала Снежана. Она еще крепче прижалась ко мне, поцеловала меня в губы, но поцелуй ее был какой-то слишком спокойный, страсть сменилась другим чувством. — Когда ты будешь заниматься своим делом, думай о том, что я, невидимая, стою рядом!

Это были удивительные слова, но поскольку в жилах моих в те минуты струилась пылающая лава, я не задумался над их смыслом, они пролетели мимо моих ушей. Я понял только одно: она говорит о моей работе, — и потому поднес ее руку к своим губам и благоговейно поцеловал.

Часы бактериологической лаборатории пробили час.

— Мне нужно идти, — тихо промолвила Снежана.

— Почему ты не хочешь остаться? — спросил я. — Ведь мы теперь муж и жена!

— «Та, которая грядет», нигде не задерживается подолгу! Не сердись на меня.

— Как хочешь! — сказал я.

— Когда тебе будет тяжело, когда не будет спориться работа или же ты захочешь побывать в Стране Алой розы, позови меня — я сразу приду!

— Легко сказать — «позови меня»! А где тебя искать?

— Искать не надо. Я приду сама.

— А как ты узнаешь, что я тебя зову?

— Очень просто — я почувствую. Догадаюсь, что ты меня зовешь, и приду!

— Телепатия?

— Не имеет значения!

Она прижала мою голову к своей груди, поцеловала меня в лоб, и я стал медленно погружаться в призрачный, голубовато-зеленый туман.

На этом кончилась моя свадебная ночь.

* * *

Утром я нашел в столовой саквояжик Лизы. Он стоял посередине большого стола. Я бросился к двери — она была не заперта. В тот же вечер я отправился в «Сирену» и спросил Лизу, какими судьбами ее саквояж очутился в моей столовой.

— Ты меня позвал, и я пришла! — сказала она. От ее лица веяло холодом, глаза смотрели с обидой. — Дверь была открыта — как всегда, когда ты меня ждешь, — но у тебя, вероятно, кто-то был, ты с кем-то разговаривал.

Я озадаченно крякнул и пожал плечами.

— Раз ты знал, что я приду, зачем пригласил гостей?

— Так уж получилось, извини!

— Целый месяц не буду разговаривать с тобой!

— Не смотри на меня два месяца, чтобы я как следует прочувствовал свою вину, — посоветовал я и невесело рассмеялся.

А теперь опять давайте вернемся к утренним часам.

Я вышел из дома в удивительно бодром настроении. У меня было такое чувство, что в жизни моей произошло какое-то важное событие, что с этого дня мои дела сдвинутся с места и я пойду вперед семимильными шагами. В карманах было хоть шаром покати, я прихватил золотую ручку, которую мне подарили в институте математики в день защиты кандидатской диссертации, и направился на улицу Царя Бориса в комиссионный магазин. Мне было жаль продавать эту ручку, но я должен был на что-то жить до получения гонорара за статью об «искусственном мозге». Впрочем, настроение у меня было такое радужное, что я сожалел об утрате ручки не больше, чем о потерянной конфете. Да, хорошее настроение — великая вещь! Говорят, человек в хорошем настроении может перейти реку, глубина которой вдвое превышает его рост, и не утонуть. В жизни все относительно.

Я прошел мимо особняка, где жил ответственный товарищ, и не без удивления отметил про себя, что подвальные окошки наглухо закрыты и заклеены новыми чистыми газетами.

От неожиданности я остановился и в эту минуту ко мне подошел известный читателю человек в серой шляпе. Оказалось, что ответственный товарищ дал ему задание «любой ценой» доставить меня к нему. «Я как раз собирался зайти к вам домой», — пробормотала «серая шляпа».

— А если я откажусь? Может, быть мне некогда.

Я сказал, потому что мне было весело.

— Я бы не советовал, — глухо сказал посыльный. Он помолчал, вероятно, ожидая, что я скажу, но видно, терпение его иссякло, и он, кивнув головой в сторону стоявшей у подъезда «Волги», сказал: — Садитесь в машину, и я за десять минут отвезу вас к шефу. Поехали?

— А потом свезете меня в комиссионный магазин на улицу Царя Бориса. Идет?

Если бы он ответил отказом, я бы ни за что не поехал к ответственному товарищу! Пусть он сам пожалует ко мне. Так я решил.

Но «серый» утвердительно кивнул головой, выдавив подобие улыбки. «Все-таки он умеет улыбаться, — сказал я себе, — можно считать, что день начинается не так уж плохо».

Ответственный товарищ слыл человеком умным, и мне не верилось, что он вызывает меня из-за сына. Но, как бы там ни было, входя к нему в кабинет, я — человек неробкого десятка — испытывал неловкость и смущение. Дать оплеуху мальчишке, даже если он ее заслужил, — не такое уж большое геройство, чтобы ходить с гордо выпяченной грудью.

Хозяин кабинета вышел встретить меня к двери — в знак особого внимания — и любезно пригласил сесть. У этого человека было запоминающееся лицо, строгое и энергичное, он выглядел не старше сорока пяти лет. А на самом деле ему уже давно перевалило за пятьдесят.

Он поинтересовался, что я буду пить — чай или кофе, предложил сигарету и несколько раз пристально взглянул на меня, словно прикидывал в уме, чего я стою. Потом, вероятно, догадавшись, что я чувствую себя не в своей тарелке, поспешил рассеять мои опасения.