Три выбора

– Да нет, Сан Саныч! Страховаться вы и сами умеете – вон у входа какие у вас молодцы сидят! Я заработать хочу – на вас и с вами. Фарт – новое сырье, патентов на него нет, а если сделать…

– Хм… Погодите… У моих французов тоже «бзик» на патенты. Но у них там целый штат юристов да консультантов, да и Франция – не Руссия, законы там другие, менталитет…

– Разумеется! Но я вам предлагаю попробовать. А юристов и консультантов в Моркве не меньше, чем в Париже, уверяю вас. И среди моего круга знакомых есть не самые последние из них…

– Это реальное деловое предложение вашей фирмы?

– Нет, это реальное деловое моё предложение лично вам.

Сказал я это твердо и ясно, памятуя предупреждение Савелия Ильича о том, что здесь повторять дважды не следует.

Сан Саныч сделал глоток из своего «тюльпана», посмаковал его и явно задумался. Я в это время набил трубку и тоже задумался.

Этим поступком я начинал ту самую «свою игру», которая считалась у нас изменой. А именно «измены» и боялся больше всего Ефим Семенович. Но я ведь его предупреждал – я по натуре «кошка, которая гуляет сама по себе»…

Как-то в одной из наших редких совместных командировок (так удачно совпало, что партнер был из Чистоводска и мы могли совместить в этой командировке «приятное с полезным» почти буквально – врачи рекомендовали Ефиму Семеновичу и чистоводский горный климат, и обогащенный риново-синатовым участком спектра солнечный свет, порождающий потрясающие по великолепию полуденные радуги, и его же минеральные источники), мы провели вечер за бутылкой пива (всего одной за целый вечер!) и парой рыбок – все ещё «дефицитной» даже в те, «сразупослеперестроечные времена», тарани.

Разговор был длинный, душевный и слегка путанный. Но тема «Лукавого», который «стоит над плечом и гадит с улыбкой» была одной из основных. И среди «гадств» Лукавого Ефим Семенович особо выделял его стремление раздуть нашу гордыню и через нее склонить к измене.

Измена здесь подразумевалась абстрактная – отказ от заповедей Создателя и нарушение договора с Ним. Но за этой абстракцией явно проглядывало ее «реальное» воплощение – в роли «Создателя» и «держателя договора» в нашей фирме он видел, естественно, себя, а нас рассматривал как ветреных и непостоянных в своих обещаниях евруев ветхозаветных времен.

Я, помнится, сказал ему тогда, что не нужно искать черную кошку, а тем более тигрицу там, где ничего, кроме непроглядной черноты и нет…

И вот теперь я все же начал «свою игру»… Но я начал ее не спонтанно. Разговоры и предложения по поводу нашего выхода на рынок «интеллектуальной собственности» были многократными и на совещаниях у шефа, и в «застольных беседах» с ним.

Исходили они и от меня, и от Тамары Петровны, и от Самуила Лазаревича. Особенно после того, как выяснилось, что бывший начальник патентного отдела ЦИАПа – очаровательная пышечка Алла Сергеевна – открыла собственное патентное бюро. Она и сама приходила к нам и агитировала Ефима Семеновича лично. Безрезультатно. «Но не сдается правый и смелый» – попытки убедить Ефима Семеновича продолжались и в дальнейшем.

Мне кажется, что у неудачи наших увещеваний был целый комплекс причин. И неверие шефа в то, что подобный бизнес вообще возможен в Руссии в наше время («обокрадут мгновенно»), и неприспособленность нашего менталитета к такого рода отношениям («Предположим, ты сегодня нужен нынешнему хозяину. Но почему ты надеешься, что и завтра другой хозяин будет тебе платить? Наивно, глупо и опасно»), и начальное несовершенство патентного законодательства и – не в последнюю очередь – то, что занятие таким бизнесом могло повлечь изменения в системе нашей оплаты.

В патентном бизнесе ключевыми вопросами являются вопросы о долях тех, кто будет этим заниматься. А доля – это экономическая свобода, немыслимая в рамках нашей фирмы. Да и долговременность патентных доходов могла «расхолаживать коллектив».

Короче, шеф был против самой попытки «влезть в это дело». И то, что я сейчас говорил Сан Санычу, не могло быть одобряемо им. А мое внутреннее самооправдание, состоявшее в том, что когда дело будет сделано и появятся первые результаты, то я их преподнесу фирме на «тарелочке с голубой каемочкой» и – за определенную долю, конечно! – предоставлю в распоряжение шефа, было слабым и неубедительным.

Поступи я так «на самом деле», получил бы я, скорее всего, не благодарность, а «обходной листок без выходного пособия» – Ефим Семенович просто выгнал бы меня и из кабинета и из фирмы.

Все это я ясно осознавал, но надеялся все-таки на то, что «здравый смысл» в, конце концов, восторжествует, и будет у меня «грудь в крестах». Хотя тот же здравый смысл подсказывал, что одновременно с «медалью на грудь» я, скорее всего, получу и «голову в кустах»…

Сан Саныч, наконец, принял какое-то внутреннее решение (а среди мотивов, которые им двигали, был, конечно, и тот, что такое мое поведение позволяет ему надеяться получить в нашей фирме «крота»), но начал он издалека, как бы размышляя вслух: