Три версты с гаком

— Начальников много, а я один... Всех разве запо­мнишь? Вон тот в очках будто знакомая личность... Из райисполкома, что ли. Я ему в прошлом году крышу крыл. Шифером. Обходительный такой. Угощал кофием... А второго вроде бы и не видел... Вот из районной милиции всех знаю... Они меня тоже. Чего зубы-то скалишь? Наш участковый Юрка меня завсегда понятым или свидетелем берет. Мы с ним приятели —водой не разольешь. Когда первый раз к нам приехал, напустил на себя туману — не подойти! Взял я, значит, бутылку и вечерком подгре­баю к нему. Прихожу, а он сидит в поселковом, там у него комнатка с телефоном, и в тетрадку чего-то пишет. По­говорили о том, о сем, вижу — парень серьезный, сообра­жает. Заочно в институте учится. Мне бы и не надо бу­тылку-то из кармана доставать, и так мы с ним понрави­лись друг дружке, а я возьми сдуру и вытащи. Не могу, понимаешь, долго бутылку-то в кармане носить...

Захо­тел его подманить на пробочный поплавок. Куда там! Не клюнул. Сразу улыбаться перестал. Встал из-за стола, мундир одернул... В общем, выставил за дверь... Не за шиворот, понятно, этого не было... Вежливо так попросил покинуть евоную комнатку с телефоном. Не пьющий ока­зался, понимаешь.

— А зачем тебе, Гаврилыч, нужно было к нему в гос­ти-то идти?

Плотник подогнал раму, точными ударами вбил не­сколько блестящих гвоздей. Слез с лестницы и намор­щил лоб. Так всегда он делал, если что-либо его озадачи­вало.

— Пользы-то от милиции я, понятно, никакой не имею... — помолчав, сказал он. — Человек я выпиваю­щий, надо же представиться по начальству... Лучше сам, чем люди представят. Бывает, наговорят такого, что дру­гому и во сне не приснится... Особливо бабы. На что мы с Юркой приятели, а попадись я на пьяном деле — без звука отправит в район. У него мотоцикл с коляской в са­раюшке стоит. Я ее ему и поставил, сараюшку-то. Погру­зит в свою трещотку, и покедова! А там, в суде, разговор короток: десять, а то и пятнадцать суток схлопочешь, и отрабатывай казенные харчи.

— И ты отрабатывал? 

— Было дело, — скромно сказал Гаврилыч. — Как где какая пьянка, черт-те знает, я всегда почему-то ока­зываюсь поблизости. Ну, меня и загребают в свидетели... Все как на духу выложу. Раза два на товарищеском суде выступал. И милиция довольна, и мужики не в обиде. Другой невесть чего наплетет по своей дурости, а я за­всегда говорю по совести... А истина в таком деле, она, брат, всем по сердцу. В прошлом месяце у сельпо Ванька Дудкин ни с того ни с сего — хрясть меня бутылкой из-под красного по черепушке! Я голову-то немного от­вернул, и попало в аккурат по уху. Тут бабы — они за хлебом стояли — шум подняли, крик. У меня кровь хле­щет. Как раз подвернулся и Юрка. Дудкина за шкирку и в эту самую комнатку с телефоном. И меня, как постра­давшего. «Бил тебя Дудкин по голове бутылкой?» — спрашивает Юрка. «Нет, — ответствую я, — такого не было». Потому как врать и воровать я смолоду отучен.

«У тебя же кровь!» — сердится Юрка.

«Так не по голове ж меня ударил, а вскользь пс уху», — отвечаю я. А это большая разница. По черепуш­ке тюкнут — дурачком можно заделаться, а ухо что? Лос­кут кожи. Видимость одна. Я знал одного, так ему, ма­ленькому, свиньи оба уха отгрызли, и ничего, живет, не тужит. Вот только в армии фуражку носить не мог — все время на глаза сваливалась. Когда уши есть, так они вро­де тормоза, поддерживают фуражку-то...

— Бог с ними, с ушами, — улыбнулся Артем. — Ну и что дальше было?

— Так Юрка и записал в протокол. Не по голове, значит, а по уху. А на другое утро, я тогда кухню в дет­ском садике ремонтировал, приходит Ванька Дудкин. Рожа красная, глаз от земли не оторвать. Кепку снял и христом богом прощения просит. Юрка, говорит, послал. Как Гаврилыч, дескать, решит, так и будет. Его ухо по­страдало — он пусть и наказание тебе придумывает. Скажет на десять суток — на десять и посажу. Прос­тит — так и быть, и я на первый раз прощу. Вот какой наш участковый справедливый человек! Ну, я, как водит­ся, отчитал его, забулдыгу несчастного. Не можешь пить — не пей. Иль заберись дома под одеяло и дуй хоть до второго пришествия, а на люди не моги морду свою разбойничью показывать... Ежели кажинный гражданин будет тебя бутылкой по голове бить, тогда на нашем по­госте мест на всех не хватит... В общем, снял с него стружку и отпустил с богом... Не со зла ведь он. Нашло затмение на человека. Я ж его, Ваньку Дудкина, сто лет знаю... Клялся-божился, сукин сын, что в рот больше не возьмет до получки, а сам через час прибежал с пол-литрой... Меня, значит, угостить. На радостях. Ну, как было не уважить человека?..

3