– Именно. Если да, то все прекрасно, а если нет, можем ли мы быть уверены, что Другой не явится в наш мир второй раз? Озлобленный и жаждущий мести, он ведь не будет никого жалеть.
Другой и в первый раз мало кого жалел. Убил Духа Семьи, перевоплотился в Торна ради достижения цели через Офелию, скрыл ее друзей в Изнанке на два года. В первый раз у них было преимущество, ибо Другой играл через посредничество, а во второй он уж точно учтет все ошибки и окажется на шаг впереди.
И вот тогда им конец.
Торн вздохнул, угрюмо смотря на угол стола. Его согласие не нуждалось в озвучивании, они оба понимали, какую опасность несет Другой, если случился худший из сценариев.
– Покушения начались сразу после моего возвращения, – продолжил Торн. – Кроме Генеалогистов, кто еще попал в Изнанку искусственно?
– Медиана, Амбруаз, Лазарус, шевалье и матушка Хильдегард, – ответила Офелия. – Лазаруса подозревать необходимо по умолчанию, его мания оставить после себя наследие слишком опасна. Амбруаз был его другом, не знаю, можно ли ему доверять, если та тень, что преследовала меня на Вавилоне два года назад, была им. Все слишком странно.
Торн хмыкнул.
– Это не может не быть странным, – сказал он. – Что у нас еще есть?
Офелия скептически махнула головой.
– Амнезия? Твоя, Ренара и Гаэль. Сразу после того, как вы попали в нормальный мир, забыли что-то определенное. Ты забыл меня, Ренар забыл Гаэль, Гаэль забыла Ренара. Понимаешь?
Торн уперся кулаками в стол.
– Один – феномен, два – аномалия, три – вариант нормы. Четыре и больше – закономерность, – он глянул на Офелию из-за плеча. – Три есть.
Офелия еле заметно закивала.
– Я рассказывала раньше, что за несколько минут до того, как мне сообщили, что тебя доставили в больницу, Лазарус нанес визит моему дому на Аниме, – тяжело вздохнула она. – Говорил, что ты снова в нашем мире. Тогда я использовала когти, но теперь понимаю, что он говорил мне правду, вот только мы же знаем Лазаруса.
– Он никогда не рассказывает ничего добровольно, без выгоды для себя, – согласился Торн. – Значит, он пришел с определенной целью.
– Да, но сейчас не об этом, – шагнула Офелия. Она оказалась довольно близко к Торну, будто опасаясь, что кто-то может услышать. – Вы уже говорили, что его лишили памяти в народе, но даже тогда у меня закралось подозрение об одной вещи: никто из моей семьи не помнил его, даже отец, что два года как работал в библиотеке с множеством энциклопедий и в принципе интересовался происходящим в сфере исследований всегда. Более того, когда мы с Гектором штудировали главную библиотеку Анимы в поисках данных о Полюсе еще в начале работы над проектом, нигде не мелькало имя Лазаруса, хотя он, как нам всем известно, слишком знаменитый исследователь.
Торн схватился рукой за книжную полку над головой и выпрямил спину. В его глазах застыло глубокое замешательство, ибо то, во что они встряли, оказалось не таким простым, как они полагали изначально.
– Четыре и больше – закономерность, – повторил он. – Я, Ренар, Гаэль, Лазарус.
Вдруг Торн отпрянул от стола и достал из собственной папки, взятой на конференцию, чистый лист бумаги и протянул Офелии ладонь.
– У тебя есть карандаш, ручка – что-то, что пишет? – спросил он, не глядя на нее.
Офелия открыла рот от неожиданности и принялась шуршать в верхнем ящике. Только распахнув его, ко взгляду припал оранжевый карандаш.
– Благодарю, – выхватил его Торн у нее из рук.
Она подскочила к нему и принялась наблюдать за тем, как он быстро писал что-то в два столбика на удивление идеальным ровным почерком.
Ренар – Гаэль.
Гаэль – Ренар.
Торн – Офелия.
Лазарус – наследие.
Офелия озадаченно нахмурилась, переводя взгляд с Торна на листок и наоборот. Торн отложил карандаш в сторону и положил руки на стол.
– По всем четверым становится ясно, что лишение Изнанкой не случайное, существует закономерность или алгоритм, – предположил он и поднял левое плечо, позволяя Офелии подойти ближе. – По последним двум записям можно установить, что потеря памяти пришлась на самое дорогое в жизни. Для Лазаруса этим всегда была слава и память, а с потерей наследия он утратил их. Для меня самым дорогим стала ты, но тебя стереть невозможно, поэтому Изнанка пошла от обратного: не стерла тебя из мира, а стерла воспоминания о тебе из моей памяти.