Ступеньки в корпусе Анимы, в отличие от Полюса, были из темного дерева, на стенах картины с оленями и лосями, исторические портреты, запечатленные события этой территории. Торн и Офелия поднялись по ступенькам, предварительно показав женщине в регистратуре пропуска как свидетельства делегатов Полюса. Комната крестного была самой крайней, а на ручке табличка со словами “Не беспокоить. Никогда”.
– Вы с ним всегда были чертовски похожи, – шутливо заметила Офелия и упрямо постучала.
Смотрящий на карманные часы, Торн скривился.
– Наглая клевета. У меня такой таблички нет.
– …к сожалению? – не переставала шутить Офелия, улыбаясь во весь рот.
Торн устало вздохнул, убрал в карман часы и постучал в дверь, настойчивее и грубее Офелии. Она резко убрала руку и сунула в карман.
– Для кого табличка висит?! – долетел до их ушей возмущенный голос крестного, причем знатно сонный.
Офелия покачала головой.
– Вероятно, для кого-то кроме нас, – сказала она. – Вы дали мне обещание, уж простите.
Несколько секунд стояла тишина. Причем крестный как не говорил, так ничем и не шуршал.
– Девочка? – спросил он удивленно. – Где ты научилась стучать как мужик?
– Так он и стучал, – ответила Офелия. – Откройте, пока Надзирательниц не разбудили.
Тишина продолжалась. Офелия и Торн нахмурились и в ступоре перекинулись взглядами. Кто может спать до часу дня? Тем более тот, у кого в делегации уж точно нет компаньонов, с которыми можно здорово выпить. Хотя, если быть честной, крестный и сам себе отличная компания.
Щелчок замка вновь заставил Офелию вздрогнуть, но спустя пару секунд на них с подозрением смотрело старое лицо в перекошенных очках.
– Доброе утро, – поздоровалась Офелия. – Гинекею вспоминаете?
Его взгляд поднялся до головы Торна, на губы взошла гордая улыбка.
– Признаюсь, ради него стоило выслушивать истерики твоей матери. Проходите, пока те змеи ничего не услышали, – крестный коротко кивнул на двери комнат Надзирательниц.
Офелия и Торн переступили порог комнаты крестного, что встретила их на удивление идеальным порядком и приятным запахом. Похоже, крестный не пил. Офелия с облегчением выдохнула.
– Положите ее туда, – указал крестный на стол. – И благодари всех Представителей, девочка, что тут нет никого, кроме Надзирательниц, иначе сеанс чтения отложился бы до вечера.
– С чего бы это? – поинтересовался Торн, с грубым звуком кладя толстую книгу на стол.
Крестный подошел к нему, уже стянув с себя перчатки из более легкой ткани для сна.
– Если чтец находится в состоянии алкогольного опьянения, может произойти аберрация образов и хронологии, что не есть хорошо.
Офелия держалась поодаль от места, где будет происходить чтение, зная, каким тяжелым оно порой бывает. Пуля в Центре девиаций теперь казалась ей меньшим злом из всего, что она читала в музее, а там были и разрывные снаряды, и осколочные гранаты, и все, что только пожелает видеть командир батальона у себя в арсенале.
Торн последовал примеру Офелии и оставил крестного наедине с книгой. Желтые листы, твердый коричневый переплет и такая же обложка с золотыми вставками не пугали, в отличие от Книг, но от этого древняя рукопись казалась более значимой для истории, чем коды Представителей, уже не имеющие ценность в мире с распределением власти. И история именно этой книги могла пролить свет на их вопросы.
Крестный положил голую ладонь на обложку и закрыл глаза. Его дыхание тотчас сбилось, стоял он не совсем ровно, пошатываясь, отчего Офелия сразу же осознала: сеанс будет тяжелым. Крестный читает намного дольше ее и имеет больше опыта, а потому если Офелия тряслась весьма редко до лишения себя свойства, то крестный трясся пару раз за все время, что она его знала.
Тайны этой книги, может, и не помогут им в расследовании, но теперь Торн и Офелия горели желанием даже просто узнать, что же за правда заставила одного из самых опытных чтецов потерять равновесие. Углубляясь дальше, крестный успокаивал свое тело. История книги не такая, как у всех остальных предметов: обычно чем дальше углубляться в историю, тем сложнее контролировать ситуацию, но тут наоборот… Офелия окунулась в недоумение от созерцаемого собственными глазами. Значило ли это, что крестный читал книгу во время пребывания книги на Изнаночной стороне? Или уже в мире до Раскола? Офелия надеялась, что это ему никак не навредит, но все же закончить сеанс было необходимо.
И тут он убрал руку. Резко поднял на пару сантиметров вверх и, словно просыпаясь от глубокого тревожного сна, открыл глаза. Офелия поддалась вперед и застыла в ожидании, пока крестный оклемается.
– Что ж, ты была права: книжонка-то древняя, древнее тех, что стоят в здании Сената, – крестный указал на большое сооружение вдалеке.
– И что вы увидели? – нетерпеливо спросила Офелия.
Крестный подвинул к себе стул и опустился на него, потирая глаза.