Три судьбы

Как там писал Вольфганг Кёппен в романе «Смерть в Риме»? «Размышления — это зыбучие пески, опасная запретная зона. Думают литераторы. Думают культуртрегеры. Думают евреи. Острее всех мыслит пистолет».

Свою первую взятку, так называемые «отпускные», он получил уже через два месяца, решив судьбу квартирного вора, и вышло это совершенно случайно. Скворцов возвращался со службы около девяти часов вечера, когда за пару кварталов от своего дома вдруг заметил впереди худощавую мужскую фигуру с большим матерчатым свертком подмышкой и тут же нутром почувствовал: жулик. Чутьё не подвело.

Сергей ускорил шаг, пытаясь поравняться с подозрительным субъектом, но тот заметил в лунном свете тень преследователя и, бросив сверток на землю, принялся бежать. Догнать и скрутить хлипкого мужичонку для высокого спортивного парня не составило труда, это было делом нескольких минут, оставалось только препроводить его к месту, где тот сбросил, предположительно, краденое и далее — в территориальный отдел.

— Кого ограбили, гражданин? — вкрадчиво спросил Сергей, и пойманный заверещал:

— Ты мне, начальник, грабёж не шей! Никого в хате не было. Да и не поймал бы ты меня, если бы я не пожадничал и хозяйскую шубу не прихватил. Хватило бы и бабок с цацками… Слушай, отпусти меня, начальник, я тебе всё отдам, что забрал. Я же только что откинулся, жена из хаты уже выписала, жить же где-то надо, кушать же что-то надо.

— Пошли, покажешь хату, да без фокусов, — велел Скворцов, крепко держа задержанного за заведённую за спину руку. — Если тебе повезёт, и там никого не окажется, вернёшь украденное — и отпущу.

Они поравнялись со сброшенным кулем, и оперативник заставил вора подобрать его. Двинулись вглубь жилого квартала, вошли в подъезд, поднялись на второй этаж, и Сергей несколько раз позвонил в дверь. Убедившись в том, что за ней тихо, приказал:

— Отпирай.

К его удивлению, жулик вытащил из кармана не отмычку, а ключ и дважды прокрутил его в замке.

— Откуда ключик-то?

— Так я же не просто так, с кондачка, а по наводке.

Сергей втолкнул вора в прихожую:

— Ну-ка быстро раскладывай всё по местам, где что лежало.

Оперативник, конечно, сильно рисковал. Но появись на пороге хозяева, можно было объяснить ситуацию тем, что выследил вора и поймал с поличным. Мужичонка засуетился, развернул норковую шубу, повесил её на плечики в шкаф, аккуратно сложил и сунул на полку простынку, в которую была замотана краденая вещь.

— Карманы выворачивай, — поторопил оперативник.

Вор вынул из внутреннего кармана пальто замызганный носовой платок со следами крови и высыпал из него в малахитовую шкатулку пригоршню колечек, цепочек и кулонов. Сергей дождался, пока мужчина выключит свет, закроет дверь, и забрал у него ключ. Они вышли из подъезда и завернули за угол дома. Вор торопливо что-то сунул Сергею в карман куртки, шепнул:

— Спасибо, начальник, — и опрометью бросился бежать.

Инспектор нащупал в кармане пачку денег и, зашвырнув в кусты ключ от чужой квартиры, решительно зашагал в противоположную сторону. Не было смысла кричать в спину жулика нечто вроде: «И чтобы я больше никогда тебя в этом районе не видел!». Знал, что не увидит. А ещё надеялся, что хозяева ограбленной квартиры заявление в милицию подавать не станут, потому как замок не взломан, а из вещей ничего не пропало. В пропаже денег, скорее всего, заподозрят кого-то из своих.

Дома, закрывшись в ванной комнате, Сергей пересчитал десятирублёвые и двадцатирублёвые купюры. Всего оказалось восемьсот пятьдесят рублей — несколько его зарплат. «Надеюсь, хоть полтинник ты себе зажал на пропитание», — с усмешкой подумал он про неудачливого вора. Хотя удача, сегодня, похоже, улыбнулась им обоим.

На «земле» Краснодар, 1980–1983 гг

В тысяча девятьсот восьмидесятом году четвертый курс Омской высшей школы милиции окончили двести пятьдесят человек. Некоторые выпускники трудоустраивались в зависимости от возможностей своих родителей, одни стали следователями другие — инспекторами ОБХСС, и всё же львиная доля парней сразу ушла в уголовный розыск. В дальнейшем жизнь показала, что как специалисты они оказывались на голову выше своих коллег, пришедших в территориальные отделения после армии или гражданских техникумов и вузов.

Мудров выбрал местом службы Краснодар. Одной из причин его решения стало то, что его отец, коренной кубанец, после развода с матерью вернулся в родные края, и у Алексея с этими местами были связаны яркие детские воспоминания. В Омском госпитале его израненный в боях отец оказался в разгар Великой Отечественной войны, там же познакомился со своей будущей женой Анастасией и остался в Сибири на долгие двадцать пять лет, хотя периодически делал попытки вернуться на Родину.