Мне подумалось, что саламандра на мгновение действительно была поражена.
– Сильнее, чем я? – Она заревела так, что пивная затряслась. – Ты смеешь утверждать, что существуют силы могущественнее Огня?! Чем я, которая явилась пожрать всю Землю?!
– Более могущественные и более прекрасные. Сама подумай, о Мать Пепла, ты не можешь даже войти в этот дом. Вода тебя гасит, и лишь Воздух способен поддержать твое существование. Лучше сдайся, не медли…
Я вспомнил ночь охоты на ифрита. Джинни наверняка попытается выкинуть тот же фокус – разобраться в психологии бушующей и мечущейся твари. Но на что она может надеяться?
– Более прекрасные? – Хвост саламандры забился, оставляя на мостовой глубокие борозды.
Из тела саламандры вылетели огненные шары, посылая дождь красных, голубых и желтых искр. Прямо как Четвертого июля. Мелькнула сумасшедшая мысль: так бьется об пол ребенок в припадке истерики.
– Более прекрасные! Более могущественные! Да как ты смеешь… А-а-а! – В метнувшемся языке пламени сверкнули раскаленные добела зубы. – Посмотрим, какой ты станешь, когда я сожгу тебя! Ты умрешь от удушья!
Голова саламандры метнулась к разбитому окну фасада. Она не смогла проникнуть сквозь железную ограду, но начала высасывать воздух. Вдыхать его и выдыхать. Волна пышущего, как из топки, жара отбросила меня назад. Я задыхался.
– Боже мой… Она хочет сожрать кислород! Оставайся здесь!
Я прыгнул к двери. Джинни пронзительно закричала. Выскочив наружу, я услышал ее слабое:
– Нет!..
На меня лился слабый лунный свет, от которого я затрепетал. Вокруг беспокойно плескались огни пожаров. Я припал к горячей обочине и содрогнулся, когда мое тело начало изменяться.
Я был волком. Волком, которого не сможет убить враг. По крайней мере, я на это надеялся. Укороченный хвост ткнулся изнутри в брюки, и я вспомнил, что некоторые раны не поддаются излечению, даже когда я принимаю звериный облик.
Брюки! Черт, будь они прокляты! В горячке я забыл о них. А вы когда-нибудь пробовали стать волком, если на вас напялена рубашка, штаны, нижнее белье – и все это рассчитано на человека?
Я изо всех сил заработал своим влажным носом. Подтяжки соскользнули и обмотались вокруг задних лап. Передние лапы запутались в галстуке, а пиджак радостно превратился во что-то, напоминающее узел.
Обезумев, я катался и рвал одежду клыками. Вдруг передо мною выросла саламандра, ее хвост хлестнул меня по спине. Мгновенная опаляющая боль – и вместе с одеждой вспыхнула шерсть и кожа. Но тряпье сгорело, и я оказался свободен. Мобильные молекулы моего тела самовосстановились в считаные секунды. Полагая, что я выведен из строя, саламандра уже не обращала на меня внимания. Едва понимая, что делаю, я подхватил зубами свалившуюся с уменьшившейся ступни туфлю, приставил к ближайшему, раскаленному добела пальцу ноги саламандры и обеими лапами стал изо всех сил натягивать.
Она взревела. Развернулась кругом, готовая снова напасть на меня, и разинула пасть. Она могла перекусить меня пополам. Я быстро отскочил в сторону. Чудовище остановилось, оценило разделяющее нас расстояние. Вспыхнув, исчезло и материализовалось прямо передо мной.
Теперь мне бежать было некуда. Я вдыхал огонь, сжигающий мое отяжелевшее тело, и корчился в агонии. Я весь превратился в пламя…
Глава 11
…Одиночество. Его никак не нарушало глядящее на меня лицо. У меня нет слов, чтобы описать его. Только одно – лицо было огромным, и его глаза были глазами трупа. Но тогда я не видел его. Как и не чувствовал холода, более сильного и более мучительного, чем когда-либо прежде. Потом я услышал голос.
Я не знал его до тех пор, пока он не настиг меня, прошедший вне времени и пространства, но он потряс до основания мои чувства и разум, которых у меня не было. И меня покинула всякая надежда и всякая вера.
– Гордись, Стивен. Я лично потрудился, чтобы тебя и твоих спутников настигла смерть. Для этого я сам возбудил в голове дурака мысль о шутке, зная, что лишь такой путь обеспечит благополучное завершение проводимой мной в мире работы. Задача имела свои тонкости, и я не мог доверить ее никому. И хотя всеобщее уничтожение – это приятно, но подлинная цель – вовсе не причинять материальных бед человечеству. На самом деле мои действия по навлечению гибели на вас двоих могут оказаться хорошим аргументом, если мои слуги поддались провокации. Если они хотят вступить в отношения с тем, Другим… Но опасность, которую вы представляете, станет ясной для всех лишь тогда, когда настанет для этого время. Я не знаю, когда это произойдет, не знаю, как можно будет определить это время. Но я знаю, что ты для нас опасен уже не будешь…
То, чем я был, съежилось от ужаса. Оно было ничтожнее, чем самая малая часть ничего.