– Мнится мне, ты числишь смерть в своих друзьях, – пробормотала Фанд. – Не пристало то столь юному воину.
– Ни у кого из нас нет друга надежней, – отозвался он. – Она всегда рядом.
– На челе твоем печать обреченности, Скафлок Воспитанник Эльфов, и тяжко мне лицезреть ее. Со времен Кухулина, – глаза ее на мгновение затуманились, – со времен Пса Кулана не было среди смертных бойца, равного тебе силой. Грустно мне видеть тоску во взгляде того, кто прежде был так весел! Червь гложет твое сердце, и боль побуждает тебя искать смерти!
Он не проронил ни слова в ответ, только сложил на груди руки.
– Помни, тоска умирает, – продолжала Фанд. – Ты переживешь ее. Я буду оберегать тебя, Скафлок.
– Вот и чудно! – прорычал он, уже не владея собой. – Ты заколдуешь мое тело, а она будет молиться за мою душу!
Его рука потянулась за кубком. Фанд вздохнула.
– Печальным будет ваше плаванье, Мананнан, – сказала она мужу.
– Пусть себе куксится, – пожал плечами тот. – Меня этим не проймешь.
Глава 22
Три дня спустя Скафлок, стоя у кромки воды, наблюдал, как лепрехун вытягивает лодку Мананнана из грота, где та была укрыта от зимней непогоды. Изящные обводы серебристого корпуса оставляли впечатление хрупкости, мачта была инкрустирована слоновой костью, шелковый парус поражал многоцветьем красок. На носу лодки возвышалась золоченая фигурка Фанд в образе танцовщицы.
Проводить их пришла одна лишь жена Мананнана. Остальные дети Дану предпочли тепло своих постелей прохладе серого и туманного утра. В волосах Фанд сверкали капельки воды, глаза ее светились даже ярче, нежели накануне. Она пожелала Мананнану удачи.
– Да сопутствует вам везенье, – сказала она. – Возвращайтесь скорее к зеленым холмам Эрина и Страны Вечной Молодости.[42] Днем я буду глядеть на море, а ночью – прислушиваться к плеску волн, ожидая вестей о Мананнане.
Скафлок отошел в сторону, размышляя о том, какими словами попрощалась бы с ним Фреда. Он сказал:
– В путь! – проговорил Мананнан. Они со Скафлоком ступили в лодку и подняли переливчатый парус. Человек сел у руля, а бог ударил по струнам арфы и запел:
Повинуясь его призыву, задул сильный ветер. Лодка устремилась вперед, перепрыгивая с волны на волну. В лица мореходам полетели соленые брызги. Быстроходным, как корабли эльфов, был челн Мананнана, и вскоре уже невозможно стало отличать, где за кормой обрывалась серая полоска земли и где начиналось серое небо.
– По-моему, просто так мы в Етунхейм не попадем, – сказал Скафлок.
– Верно, – согласился сын Лера. – Колдовство приведет нас туда, но нам понадобится крепость рук и сердец.
Он прищурился. Ветер развевал его волосы; лицо Мананнана было одновременно веселым и торжественным, лукавым и суровым.
– В землях людей пахнуло весной, – сказал он. – Такой зимы, как нынешняя, не было столетия подряд. Должно быть, виной тому могущество етунов, к вековечным льдам чьей обители мы направляемся.
Он посмотрел на Скафлока:
– Давненько не плавал я на край света. Не стоило, пожалуй, ждать так долго. Ведь когда-то Туата Де Данаан были богами. – Он покачал головой. – Даже асы избегают, насколько возможно, появляться в Етунхейме. Что же до нас с тобой… Не знаю, не знаю. Но я не отступлюсь! – закончил он решительно. – Киль лодки повелителя морской стихии, Мананнана Мак Лера, должен изведать все воды всех Девяти Миров.[43]
Скафлок, погруженный в раздумья, не ответил. Лодка вела себя словно живое существо. Ветер играл снастями, водяная пыль окутывала сверкающим покрывалом точеную фигурку Фанд на носу. Было прохладно, однако солнце, ослепительно сияя, разогнало туман. Пенные валы неутомимо продолжали свой бег под голубым небом, по которому мчались редкие белые облачка. Скафлок почувствовал, как шевельнулся руль. Очарование вешнего утра захватило юношу. Он сказал:
Мананнан пристально поглядел на него.
– Нам потребуется все, что у нас есть, – сказал он. – Не оставляй ничего на берегу.
Скафлок покраснел.
– Я не звал с собой того, кто страшится смерти, – бросил он гневно.