Три пункта бытия

— А ведь вас, дорогой Адриан Самсонович, можно провести с коэффициентом один двадцать девять. За вредность производства. Если постараться! Точно говорю! Ведь вы, дорогой Адриан Самсонович, уже сколько лет считаете по коэффициенту один двадцать один, а это, можно сказать, непростительная ошибка! Один двадцать девять за вредность производства, — вот, дорогой Адриан Самсонович, ваш кровный коэффициент!

Лицо Адриана Самсоновича медленно, но верно приобретало то выражение, с которым золотоискатель нечаянно находит слиток весом шестнадцать килограммов четыреста пятьдесят пять граммов.

— Точно? — воскликнул он вопросительно, но было очевидно, что точность Оськиных слов не вызывает в нем ни малейших сомнений. И тут же Адриан Самсонович во всю силу закрутил рукоятку ворота. И на ворот стал наматываться трос, а трос стал приподнимать парусиновый колпак, и открылись установленные так же на двух понтонах два указателя, благодаря которым осуществлялось судовождение в данном районе моря.

«В экспериментальную зону НИИНАУЗЕМСа» — было написано на одном указателе.

«В зону за пределы экспериментальной зоны НИИНАУЗЕМСа» — написано было на другом.

— Значит, так, — говорил тем временем Адриан Самсонович голосом уже до конца ушедшего в глубь самого себя человека. — Значит, три года четыре месяца одна неделя и шесть дней поделить на один двадцать девять... Поделить или помножить? Поделить или помножить? Ездят тут всякие! — закричал он вдруг громко. — Нет никакой возможности! Поделить или помножить?

— Поделить! — подсказал Адриану Самсоновичу Оська, вынул из кармана микрофончик на проводе и скомандовал: — Право руля!

Корабль стал круто разворачиваться, причем «в зону», а Оська стал объяснять недоумевающему профессору Дроздову:

— Это он что считает, а? А это он считает, сколько дней ему осталось до пенсии. При коэффициенте один двадцать девять за вредность производства. Поскольку он всю свою жизнь ошибался и рассчитывал на один двадцать один!

— Что ты говоришь? — удивился Дроздов, но в это время Андриан Самсонович закричал:

— Стой, стой, стой!

— Стоп! — скомандовал Оська в микрофон. — Вопрос, Андриан Самсонович? Да? Возник? — У нас через два на третий год будет високосный?

— Високосный, — ответил Оська, не задумываясь.

— Значит, со днем?

— Со днем!

— Ч-черт! — махнул рукой Адриан Самсонович. — Черт с им, пусть будет со днем! Бог с им, пусть будет! Все одно позагораю на пенсии будь здоров! На острове Ес в самой запретной в зоне и позагораю! Кроссворды пораз-га-ды-ваю! Одна тысяча девятьсот восемьдесят два номера «Огонька» и другой печати на тот случай уже припасено! Привет супруге и деткам! — вдруг крикнул торопливо и весело Адриан Самсонович, обращаясь к Дроздову и снова игнорируя Оську. — Значит, поделить! Три года четыре месяца одна неделя шесть дней и еще один день двадцать девятого февраля поделить на вредность производства...

Тут Адриан Самсонович снова ушел в себя, стал рассеянным и зажег красный семафор.

Потом чертыхнулся еще раз и зажег зеленый.

Над морем приподнималось удивительно желтое солнце.

Сначала солнце проложило себе узкую золотистую дорожку по водной поверхности, потом краешком глаза рассмотрело ее, потом выкатилось на нее всем своим кругом. Чуть позже поднялось и поплыло над нею, над своей собственной дорогой.

Берег.

Это берег острова S.

Он сложен из странного материала, не то это ракушечник, не то пористый каучук.

Около берега покачивается белоснежный и по-прежнему безмолвный корабль.

На берег брошен якорь.

На берегу установлен флагшток.

На берегу установлены метеорологические приборы.

На флагштоке пестрый флаг НИИНАУЗЕМСа с изображением буквы S.

Между флагштоком и якорем, обняв колени, молча сидят Оська и Дроздов. Дроздов на чемоданчике, Оська непосредственно на острове. Оба смотрят в открытое море.

Потом Оська вздохнул, поковырял пальцем берег, взял в ладонь кусочек грунта. Понюхал его. Полизал. Рассмотрел. Послушал и бросил. Хотел вытереть ладонь о самого себя, но вспомнил, что на нем новая тужурка, и раздумал.

— Почва, — сказал он, — почва здесь вовсе смешная... На этом острове.

— А это не почва, — пояснил Оське Дроздов. — Это супергрунтовая масса, сокращенно — сегеем. Это достижение НИИНАУЗЕМСа́!

— А из чего? Из чего это достижение?

— Сегеем, Оська, это продукт переработки примитивных сырьевых почв и грунтов — каштановых, красноземов и буроземов, глин и песков. И черноземов.

— И черноземов... — повторил Оська.

— Еще года два-три тому назад искусственная земля была фантазией. И вот — подумать только! — это уже реальность! — объяснил Дроздов поставленным, профессионально лекторским голосом.

— А на чем ее сюда возят, эту фантазию? — допытывался Оська. — И откуда ее возят?