Три пункта бытия

— Отсутствует, — пояснил Боцманов. — Причина: кажется, нездоров.

— Жаль! — сказал Оська.

Воцарилось продолжительное молчание.

— Перейдем к следующему вопросу — нам нужно окончательно и бесповоротно определить дату водружения флага на острове Эс! — сказал Боцманов. — Вот именно, товарищи. На сегодня вопрос вполне и бесповоротно наболел!

Все присутствующие обратили свои лица в тот угол кабинета, где в стеклянном футляре, опираясь древком на стеклянный же постамент, стоял в развернутом виде пестрый флаг с изображением буквы S. Взоры всех стали просветленными.

— Глубоко убежден, — волнуясь, снова заговорил один из присутствующих, — восемь! Восемь часов и восемь минут по московскому времени! Двадцатое число!

— При чем тут двадцатое?! — воскликнул другой, тоже присутствующий. — Двенадцатое! Ровно в полдень! То есть ровно в двенадцать двенадцатого числа!

Тут заговорили сразу все присутствующие:

— Нам не простит история, если мы...

— Не простит история нам, если мы...

— История нам не простит, если мы...

Оська положил руку на плечо Боцманова.

— Объясни, пожалуйста, что происходит? Главное — чего не простит история?

— А это очень просто, — сказал Боцманов. — Поскольку просто все великое. Вслушайся внимательно. Вслушался? Ну, вот, наш не раз отмеченный коллектив создает искусственную землю! Конкретно — он создает остров Эс! Дошло? Ну, а теперь ты, пожалуйста, не теряй чувства историзма! С сегодняшнего дня — не теряй!

— Не потеряю... — заверил товарища Боцманова Оська.

В открытом море шел корабль — быстрый и белоснежный, строгих очертаний.

Палубы корабля были усеяны бесчисленными каплями росы, и с солнечной стороны каждая росинка на свой собственный лад отражала солнце, со стороны же теневой, то есть с левого борта, все росинки казались матово-ледяными.

Совсем недавно по палубе правого борта кто-то прошел от кормы к носу и оставил на росе следы продолговатых ботинок, с левого борта кто-то прошел тоже, там остались странные следы — округлые и неровные.

С правого борта прошел Дроздов, а с левого Оська.

Дроздов был в летнем костюме, в соломенной шляпе и в остроносых туфлях, а Оська — в форменной тужурке с золочеными пуговицами, в меховой шапке и в оленьих кисах, кисы и оставили эти странные следы на палубе левого борта.

Дроздов и Оська сошлись на носу.

— Смир-р-рна! Равнение на Оську! — подал команду Дроздов.

Потом они встали рядом, облокотились на поручни и стали смотреть вдаль...

Корабль шел по курсу, на его палубах вздрагивали капли росы. Их по-прежнему было множество, этих капель.

— Оська, ты почему сюда явился? — спросил Дроздов.

— Дела! — пожал плечами Оська.

— Какие?

— Там видно будет...

Помолчали.

— Ты совсем не меняешься, Оська! Сколько лет прошло, а ты все такой же!

— Как это — такой же? — удивился Оська, — Куртки же на мне не было по сей день. И шапки вот этой тоже. Тем более бинокля.

— Ну, разве в этом смысле... — вздохнул Дроздов. — А вот я изменился за эти годы. И даже сильно.

— А в каком смысле?

Дроздов неопределенно пожал плечами, а Оська, не настаивая на четком и определенном ответе, сказал:

— Там видно будет? Да?

— Вот именно! — согласился Дроздов.

Помолчали...

А вскоре стало видно, что на волнах покачивается проходная будка, очень похожая на ту, которая стояла у ворот Обсерватории.

Все проходные будки мира как две капли воды похожи друг на друга: крохотный домик, узкая дверца и квадратное окошечко.

Но эта имела строго индивидуальные черты — не внутри, а снаружи, прямо над нею висел огромный транспарант: «Пропуска предъявлять в развернутом виде».

Из окошечка будки показалась чья-то голова, потом окошечко закрылось, а открылась дверь, и Адриан Самсонович при форме и во весь рост появился на пороге.

— Приветствуем Алексея Алексеевича! — сказал он, глядя на корабль, но не обратил при этом ни малейшего внимания на то, что на борту корабля присутствовало еще одно лицо, то есть Оська, что Оська был в форменной тужурке с якорями, в солидной меховой шапке под пыжик и с биноклем.

Дроздов свесился через борт и снял шляпу.

— Конечно, Адриан Самсонович, нас много, а вы один...

— Пропуск забыли? — спросил Адриан Самсонович.

— Я-то Дроздов, я-то Алексей Алексеевич, при вас и докторскую успешно защищал, Адриан Самсонович! Когда вы уже трудились на посту. Хотя, конечно, нас много, а вы...

— На пенсию! И когда только дождусь! — ответил Адриан Самсонович.

— Действительно... А я Дроздов, Алексей Ал...

— А это? — и Адриан Самсонович широким жестом показал на щит, который с помощью двух понтонов покачивался на поверхности моря.

«Правила оформления и предъявления пропусков: а) коллективных, б) индивидуальных, в) экскурсионных, г) специальных, д) неразборчиво» — можно было увидеть на щите крупно. Ниже несколько мельче в количестве двадцати семи следовали конкретные пункты «Правил», еще несколько ниже и еще несколько мельче были опубликованы одиннадцать «Примечаний» к двадцати семи пунктам.

В разговор вмешался Оська и сказал: