— Нет, я, честное слово, здесь весь — до последней своей частицы! Поэтому я вижу все это. Я даже могу — вот так! — вот так закрыть глаза и отчетливо видеть все это с закрытыми глазами! Вот там, смотри, Тонечка, летит чайка! Сейчас чайка упадет на волну. Упала... Волна подняла чайку. Уронила... Подняла... Уронила... Очень важно уловить ритмы. Ритм сотворения и существования мира. А тогда многое встанет на свои законные места. Видишь, я вижу не глядя, значит, я здесь. Здесь и целиком!
Тем временем Тонечка, приложив руку к глазам, внимательно всматривалась в даль, в море, в небо, а потом обернулась к Алеше Дроздову и сказала ему:
— Удивительно!
— Удивительно! — подтвердил Алеша. — Это потому, что нас двое, что ты со мной. Ты со мной, и вот благодаря тебе я вижу все и как будто даже догадываюсь о том, о чем догадаться никогда не мог, — о смысле всего! Во всяком случае, никогда я еще не был так близко к этой догадке, как сейчас. Уж это точно! Но так странно, скажу тебе, Тонечка, и так приятно: это все и смысл этого всего нужны мне сегодня даже не сами по себе, а только ради чувства своей любви, для слов о ней. Что нужно для влюбленных? Почти ничего, но весь мир им все-таки нужен. И я постарался, я очень постарался, я просто-напросто сказал себе: «У тебя, Алешка, нет другого выхода. Умри, но сделай! Сделай и умри!» И я сделал. Вот это все. Тем более что мир становится куда порядочнее, если ты сколотил его сам, хотя бы и на скорую руку. Если он составляет геометрию моего пути к тебе, Тонечка! Тогда и становится рукой подать до смысла всего на свете!
Разговаривая таким образом, Дроздов ходил по беседке, руки за спину, полукруг за полукругом, только иногда останавливаясь, чтобы поправить очки и очень внимательно взглянуть на Тонечку, в ту сторону, где она стояла в нерешительности.
— А что же тут есть, Алеша? На самом деле? — робко и тревожно спросила она. — На самом? Деле?
— Здесь большой-большой купол. Из стекла и металла.
— Пустой?
— Здесь наша любовь.
— А еще?
— Тут Земля Одного Человека. И его Пространство.
— А если совсем реально?
— Знаешь, заниматься реализмом в нашем положении — полная бессмыслица! И даже полное отсутствие чувства реальности. Кроме того, здесь уже была генеральная репетиция нашей встречи. Здесь, в этом воздухе, уже доказаны закономерность такой встречи и ее необходимость!
— Да?
— Да! Здесь уже было мгновение, когда звук искал свое эхо, а эхо — свой звук и они почти что, ну, совсем-совсем почти что нашли друг друга! Как же после этого здесь можем не встретиться мы?
— Но все-таки «почти»? — все еще сомневалась Тонечка. — «Почти» здесь тоже было?
— Это можно поправить! Можно кое-что прокорректировать, дополнить, а тогда ты сможешь встретиться со мной без «почти». Со мной и со всем этим! Со всем этим не таким уже захудалым миром! Начнем с самих себя, встретимся между собой, а тогда и весь этот мир сольется с нами. Начинать с самих себя — это, значит, делать дело серьезно!
— Неужели! Ну, а как мне начать, чтобы начать с самой себя?
— Просто, Тонечка! Вспомни, пожалуйста, свое детство! Ну?!
— Я была послушным ребенком. А послушным детям, когда они становятся взрослыми, трудно что-нибудь вспомнить о себе... Но я вспомнила: я любила большие тенистые деревья и маленьких розовых кукол.
— Вот-вот-вот! — обрадовался Дроздов. — И когда в детстве ты прикасалась к большому дереву или к маленькой розовой кукле, ты была убеждена, что они тоже прикасаются к тебе, что они чувствуют твое прикосновение к ним?
— Наверное... Вполне возможно, что так и было, — подумав, согласилась Тонечка.
— Значит, ты родилась с пониманием прямой и обратной связи с миром — с воздухом, с куклами, с деревьями, с солнцем, с людьми, — ты соприкасалась со всем на свете, а все на свете, когда ты была ребенком, тоже соприкасалось с тобой... А потом? С возрастом обратная связь исчезала, ты убедила себя, что ее нет, и прикасалась к своему любимому дереву, заранее зная, что оно не чувствует твоего прикосновения, что ты знаешь все и обо всем судишь, но все не знает, не ощущает и не судит тебя. И вот уже ты перестала знать, как мир относится к тебе, это тебе стало все равно, хотя ведь это он создал тебя, а не ты его! Ты хочешь узнать свое место в мире, не зная его отношения к тебе, где же логика? Ты пожимаешь руку любимому человеку; но даже и тут знаешь только свое рукопожатие, но как любимый человек чувствует твое прикосновение к нему, ты не знаешь! Где логика, я спрашиваю? Где же происходит наша жизнь, я спрашиваю, если она отчуждена от того мира, в котором она происходит?
— Действительно, — вздохнула Тонечка. — Чего-то нет, что обязательно должно быть. И во мне, и во всем.
— Ты поняла на «отлично»! А если поняла — совершай! Вот тебе мир, который чувствует малейшее прикосновение к нему, который способен выразить свое отношение к тебе! Прикоснись вот к этой пальме?!
Тонечка прикоснулась.
— Еще-еще! Посильнее. Ты чувствуешь ее?
— Конечно!
— А она тебя?