— Я куплю тебе его, — сказал Джек Хаск.
— Нет, — запротестовала Киззи. — Слишком дорого и я все равно не буду носить.
— Почему?
— Ты ничего не понимаешь. В школе есть девчонки, чья единственная цель в жизни — придумывать неприятные прозвища, когда кто-то делает что-то малейшее из ряда вон выходящее.
— Да ладно тебе, Киззи. Этот шарф должен стать шагом вперед от бабочки-насильницы.
Киззи рассмеялась. Смех вышел гортанным, больше похожим на мурлыканье. Он был самым близким к тому знойному голосу, который у нее появится, когда она вырастет и научится быть собой. Если вырастет. Она взяла шарф.
— Ладно. Спасибо тебе.
Джек Хаск заплатил женщине за стойкой, которая не могла отвести от него глаз с тех пор, как они вошли в магазин. Повернувшись к Киззи, он вытащил свои новые сломанные карманные часы и притворился, что сверяется с ними.
— А не пора ли нам готовиться к пиру? — спросил он.
— Пир! — с усмешкой повторила она. — Отведай мои бургеры из лося. С моим секретным ингредиентом, конечно.
— Серьезно? А что за секретный ингредиент?
— Ну, секретным ингредиентом должна быть любовь. Но я заменяю ее презрением. Щепоткой. Этого вполне достаточно.
— Вкуснятина, — сказал он. — Ладно, я пойду с тобой.
— Хорошо.
Это было намного проще, чем Киззи могло сначала показаться. Она гуляла по городу с красивым парнем и болтала о таких вещах, как жирность мяса лося и аэродинамические качества пиццы, о любимчиках школы и суевериях, зефирках и смерти.
— Моя бабушка умерла прошлым летом, — сказала Киззи, поразившись своей откровенности.
— Да? Мне жаль. Она похоронена там? — Он указал на кладбище, мимо которого они проходили.
— Не. Мы хороним на нашей земле.
— Серьезно? Почему?
Киззи пожала плечами.
— У меня странная семья. — Она не собиралась рассказывать Джеку Хаску о лебединых крыльях и пении, и призраках, которые вылетают из могил, чтобы отправиться в новые путешествия. — Твой дядя там похоронен? — спросила она.
— Э-э-э. Кремирован.
— О. — Киззи вздрогнула. — Боже. — Ее народ верил, что кремация заключала душу в теле, а затем превращала ее в миллион крошечных хлопьев пепла. — Ты хорошо его знал?
— Едва ли. — Джек Хаск так и не снял свои авиаторы и они скрыли часть его красоты, но не самую отвлекающую: алые губы. Киззи едва могла смотреть на них, не думая о поцелуях. О том, какие они на вкус.
Слишком быстро они добрались до фермы рождественских елок. Аккуратные ряды деревьев тянулись в сторону туманных холмов, где охотились дяди Киззи.
— Дом, милый дом, — сказал Джек Хаск, указывая на маленький трейлер.
Киззи перевела взгляд на трейлер. Когда старик жил здесь, она как-то не обращала внимания на трейлер. Мужчина всегда работал на улице, сажал деревья, выкапывал их или рубил. Он любил вцепиться в свои подтяжки и помахать ей, когда она проходила мимо, и она махала ему в ответ, скорее всего, без особого энтузиазма, но она никогда не представляла его в трейлере, как он жил в нем. Но как она ни старалась, ей не удалось отделаться от мысленной картины, как Джек Хаск спит на узкой кровати покойника.
— Уютный, — неубедительно произнесла она.
— Как гроб, — ответил он.
Толстый пес медленно поднял голову и посмотрел на них.
— Он тоже достанется тебе в наследство.
— Думаю, да.
— Самая ленивая псина на свете, — сказала она. Но ленивая псина, псина, мимо которой Киззи проходила каждый день, и которая никогда не лаяла, сморщила нос и зарычала.
— Я ему не по душе, — сказал Джек Хаск, когда пес зарычал еще громче.
— Похоже на то.
Толстая старая псина почему-то решила подняться на ноги (Киззи редко наблюдала подобное явление природы), опустив голову, она обнажила зубы и зарычала. И надо признать, что вид у собаки был более угрожающим, чем девушка могла предположить. Джек Хаск нахмурился и приподнял очки на лоб, отчего его волосы встали торчком. Кто-нибудь другой, возможно, выглядел бы глупо, но он так, словно позировал для очередной модной фотосессии журнала Роллинг Стоун, где скучающие молодые люди болтаются без дела, будто ждут автобуса в чистилище, обычно с нарочитой демонстрацией сосков.
— Что ж, — сказал он, — похоже, мне придется с этим разобраться.
— Что думаешь делать?
— Честно? Постараюсь дать ей побольше места, чтобы проскользнуть со спины. Но я подожду, пока ты уйдешь, чтобы тебе не пришлось смотреть, как я буду от нее отбиваться, если придется.
Киззи рассмеялась.
— Может мне стоит посмотреть, ну знаешь, на всякий случай.
Криво улыбнувшись, он сказал:
— Не надо. Иди. Прошу тебя. Это некруто, когда кто-то наблюдает за тем, как ты пытаешься проскочить мимо толстой псины, от слова совсем.
— Ну ладно. Увидимся, Джек Хаск. Будь осторожен.
— Увидимся утром, Киззи, — сказал он, и Киззи почудилось, будто кровь ее в венах запузырилась подобно шампанскому.
Глава Третья
Спелая как слива