Три пары

– В этом есть большой смысл, – сказала Майя. Она улыбнулась и поцеловала его в щеку. – Спасибо.

Нина внезапно ожила.

– Вон Джек! – Майя позволила утащить себя.

Джек развалился в тени на кованой скамейке. Он был в зеленом костюме, расстегнутой на груди белой рубашке, с цветком в петлице. Женщины сели по обе стороны от него, и все трое слились, как сиамские близнецы. Конор знал историю Майи и Джека: Лиззи позвонила ему на следующий день, после того как выгнала Фрэнка. Они обсудили свои разбитые сердца, но ни разу не упомянули о совпадении их кризисов в браке. Конор предполагал, что она все знает, но не был готов проверять свое предположение. Оглядываясь назад, он понял, что они никогда не обсуждали детали, потому что оба все еще лелеяли идею примирения. Как только история любви Джека и Майи распалась под давлением, Лиззи, оставшись одна с Джорджией и Джимми, стала спрашивать себя, не слишком ли бурно отреагировала. Конор заверил ее, что реальной альтернативы все равно нет: Макс никогда не позволит Майе остаться, если Джек будет жить в доме, а Фрэнк не останется, если Джек не останется. Теперь семьи представляли собой постоянно увеличивающиеся диаграммы Венна из связей и пересечений, сжимающиеся и расширяющиеся, как живое существо. Джек, Майя и Нина, похоже, образовали новый круг.

– А вот и добрый доктор! – Шэй появился из ниоткуда, широко раскинув руки, чтобы обнять Конора, но затем в последний момент отказался и ограничился несколькими энергичными похлопываниями по спине. Конор улыбался, но чувствовал панику внутри. Они не разговаривали с тех пор, как Шэй врезал ему по лицу. – Не смотри так нервно. Все хорошо, чувак, – сказал Шэй. – Много воды утекло. – Он подозвал ожидающую позади него брюнетку. – Это Жюстин. – Она была удивительно похожа на Еву: длинные прямые волосы заправлены за правое ухо. Конор подозвал Беатрис, чтобы та поздоровалась.

Шэй преподавал в колледже садоводства. Жюстин была его коллегой. Конор подтолкнул Беатрис. Она знала, что ему хотелось узнать.

– Как близнецы? Как Ева? – спросила Беатрис.

Ева великолепно, живет в Литриме, не смогла приехать на свадьбу из-за работы. Жюстин заговорила о близнецах, называла их своими девочками, описывала, какие они замечательные. Как хорошо они все ладят. Шэй поддерживал каждое заявление Жюстин. О Еве больше не упоминалось.

Свадебный ужин представлял собой веганский шведский стол, который побудил Конора с теплотой вспомнить свадьбы, предлагавшие на выбор говядину или лосося. «По крайней мере, там ты знал, что ешь», – даже самому себе он показался старым. Когда все вышли на улицу танцевать под звездами, Конор и Беатрис ускользнули.

Мягкая ночь пригнала туман с побережья. Огоньки на деревьях вдоль тропы плыли, словно вереница крошечных полных лун. Где-то на соседнем поле фыркнула и зашаркала лошадь. Беатрис, снова неся каблуки в руках, пожаловалась, что ее ноги замерзли и промокли от росы. Конор поднял ее на закорки. Она была нетяжелой, а он – в лучшей форме, чем за многие годы ранее, но он недооценил эффект выпитого. Конор пошатнулся, и Беатрис засмеялась, требуя, чтобы он поставил ее – он же вот-вот упадет, – и заклиная, что это будет не ее вина, если он надорвет спину. Когда Конор подошел к машине и поставил ее на ноги, он задыхался, но глупо гордился собой.

– Ты идиот, – сказала она ему.

Как только Конору стало больше не нужно указывать Беатрис путь до шоссе, он заснул, прислонившись головой к окну: его освещали встречные фары, а правая рука легко лежала на бедре Беатрис. Они находились на длинном прямом участке проселочной дороги, исчерченной светоотражающей разметкой: слева каменная стена, справа лес. Кое-где еще висели клочки тумана. Беатрис увидела приближающийся грузовик с горящими фарами, и слегка подала влево.

Затем, словно в мираже, две фары разделились на четыре, когда какая-то машина попыталась обогнать грузовик. Беатрис убрала ногу с акселератора, но было слишком поздно. Она ничего не могла сделать, ничего не могла изменить. Времени для ужаса не осталось, времени не осталось вообще: только этот момент, когда Конор рядом с ней спал глубоким сном, а Фиа проводил где-то время с друзьями по колледжу, а внутри нее была любовь. Мир стал белым, и ничего не осталось.

В последующие несколько недель единственное, что Конор помнил об аварии, – это тепло ее бедра под его рукой.

Глава 46 Бар и лаунж Макдэйд

Это было за пару недель до Рождества, в час, когда магазины закрывались, но еще до прихода ночных гуляк. Лил дождь, оставляя тротуар блестящим и скользким. Огни витрин магазинов расчерчивали Графтон-стрит, словно лазеры. Зима была темной и влажной, как бесконечные сумерки, и шумная суета Рождества стала приятным развлечением.