Три ошибки Шерлока Холмса

— Наполовину. Её бабка вышла за англичанина. Мама тоже хорошо рисовала, но не так, как Бетси. Сестра и вышивала замечательно. Делала вышивки гладью по своим же рисункам, продавала их и тем помогала отцу. Он работал бухгалтером, и был человеком прозаическим. Майкрофт в него. Мы жили, в общем, неплохо. Я с шести лет учился играть на скрипке, удивляя всю родню: откуда в семье скрипач, никто не понимал. Мой учитель говорил, что у меня большое будущее. Казалось, всё сложится просто и удачно. Но вот в один год умерли родители — мать от почек, у неё были больные почки, и она всю жизнь не обращала на это внимания, отец — от сильной простуды, он простудился вскоре после похорон мамы. Мне было десять, Бетси — пятнадцать, Майкрофт уже считал себя мужчиной, как же — семнадцать лет, блестящее поступление в колледж после блестяще законченной школы. Он не хотел бросать учёбу, я — тоже, и мы оба пошли работать. Майкрофт вечерами переписывал счета в какой-то конторе, а я играл в «Ариадне».

— Это такой ресторанчик на Темзе? — спросил Джон. — Такой дрянной, дешёвенький? И ты в десять лет туда пошёл?!

— Ну, не милостыню же мне было просить? — Шерлок пожал плечами, и свет костра заиграл на блестящей коже его обнажённых мускулистых рук. — Надо было жить. Брат не мог один кормить нас всех троих, да ещё платить за мою учёбу. И вот я днём сидел над историей и математикой, физикой и ботаникой, потом шёл к учителю музыки и играл Гайдна и Моцарта, а к восьми приходил в «Ариадну» и выводил вульгарные мелодии, под которые млела и напивалась сомнительная публика припортовой Темзы. Я рано научился таким образом присматриваться к людям. Постоянное сознание, что я один среди взрослых и иногда не совсем безопасных людей, приучило меня к вниманию и сдержанности. Я научился различать их, определять по их одежде, манерам, запаху, исходившему от них, по тому, что они ели и пили, сколько тратили, — кто они такие, с чем пришли и как уйдут. Я стал быстро взрослеть. Вместе с тем та дрянь, которую я пиликал, отравляла меня, мне стало казаться, что и днём, у учителя, я играю хуже, чем раньше. Старичок-учитель подтвердил это: он сказал, что я перестал следить за строгостью исполнения. Бедняга! Он же не знал, чем я занимаюсь... На нас вдруг посыпались несчастья. В конторе, где работал Майкрофт, произошли какие-то неприятности, исчез её хозяин, а новый стал платить брату в два раза меньше. Почти на год мне пришлось оставить музыку. А весной пришла эпидемия. Тиф. И умерла Бетси. Быть может, она бы и выжила, но её забрали в больницу. Так велел врач. И в ту же ночь она скончалась. Я плакал, как сумасшедший. Ведь она мне говорила: «Я не хочу, я не могу», она от меня ждала помощи. Вскоре забелел и Майкрофт. Врач сказал, что и его нужно отправить в больницу — болезнь заразна. А жили мы тогда уже не в прежней квартире, а в двух крохотных комнатках, почти под крышей, в Ист-Энде. Слава богу, без близких соседей. И я впервые в жизни проявил настоящий, взрослый характер. Я заявил доктору, что не дам увезти брата. Сестра умерла в больнице, умрёт и Майкрофт. Доктор пожал плечами, выписал лекарство и ушёл. На что купить лекарства, дров для печи, я не знал, — чтобы похоронить Бетси, мы с Майкрофтом продали даже наши пальто. Оставалось продать последнее, самое-самое дорогое — скрипку. И я её продал. Брат понравился. Нашёл новую работу. Лучше прежней. Там стали его ценить, и он получил возможность наконец проявить свои блестящие деловые качества и удивительный ум. У меня вновь появилась скрипка, я снова стал ходить к учителю.

— А в «Ариадне» играть не бросил? — спросил товарища Джон.

Шерлок покачал головой:

— Нет. Майкрофт зарабатывал всё же не так много, а ему ведь надо было теперь лучше одеваться, больше следить за собой. Он стал взрослым молодым человеком, и я теперь думаю даже, что в те годы у него был какой-то довольно длительный роман, хотя брат был чересчур серьёзен для того, чтобы посвящать этому увлечению много времени. И вот, когда ему исполнилось двадцать два года, перед ним открылась возможность сделать приличную карьеру. Его патрон предложил ему возглавить некое вновь организуемое ведомство в Южной Америке. Мыс братом в то время уже относились друг к другу, как двое взрослых мужчин, несмотря на разницу в возрасте, и советовались друг с другом, как мужчины. Он спросил меня, смогу ли я остаться один и жить без него три-четыре года? Я сказал: «Смогу, конечно. Ты зря беспокоишься».

— И он успокоился? — спросил Джон.

Его синие глаза блестели ехидно и зло. Шерлок нахмурился:

— Джони, ты не знаешь нищеты и не знаешь поэтому, как нелегко удержать с трудом завоёванное.

— Зато я знаю, что такое в пятнадцать лет остаться в полном одиночестве! — воскликнул молодой человек.