Во время этого переезда Фельтон всё рассказал миледи: как он, вместо того чтобы отправиться в Лондон, нанял это судно, как он вернулся, как вскарабкался на стену, втыкая, по мере того как он поднимался, в расселины между камнями железные скобы и становясь на них, и как он наконец, добравшись до решётки окна, привязал верёвочную лестницу. Остальное было известно миледи.
Миледи же пыталась укрепить Фельтона в его замысле. Но с первых сказанных им слов она поняла, что молодого фанатика надо было скорее сдерживать, чем поощрять.
Они условились, что миледи будет ждать Фельтона до десяти часов, а если в десять часов он не вернётся, она тронется в путь. Тогда, в случае если он останется на свободе, они встретятся во Франции, в монастыре кармелиток в Бетюне.
XXIX
ЧТО ПРОИСХОДИЛО В ПОРТСМУТЕ 23 АВГУСТА 1628 ГОДА
Фельтон простился с миледи, поцеловав ей руку, как прощается брат с сестрой, уходя на прогулку.
С виду он казался спокойным, как всегда, только глаза его сверкали необыкновенным, словно лихорадочным блеском. Лицо его было бледнее, чем обычно, губы были плотно сжаты, а речь звучала коротко и отрывисто, изобличая клокотавшие в нём мрачные чувства.
Пока он находился в лодке, отвозившей его с корабля на берег, он не отрываясь смотрел на миледи, которая, стоя на палубе, провожала его взглядом. Оба они уже почти не опасались погони: в комнату миледи никогда не входили раньше девяти часов, а от замка до Портсмута было три часа езды.
Фельтон сошёл на берег, взобрался по гребню холма на вершину утёса, в последний раз приветствовал миледи и повернул к городу.
Дорога шла под уклон, и, когда Фельтон отошёл шагов на сто, ему видна была уже только мачта шхуны.
Он устремился по направлению к Портсмуту, башни и дома которого вставали перед ним, окутанные утренним туманом, приблизительно на расстоянии полумили.
По ту сторону Портсмута море было заполнено кораблями; их мачты, похожие на лес тополей, оголённых дыханием зимы, покачивались на ветру.
Быстро шагая вперёд, Фельтон перебирал в уме все обвинения, истинные или ложные, против Бекингэма, фаворита Якова I и Карла I, - обвинения, которые накопились у него в итоге двухлетних размышлений и длительного пребывания в кругу пуритан.
Сравнивая публичные преступления этого министра, преступления нашумевшие и, если можно так выразиться; европейские, с частными и никому не ведомыми преступлениями, в которых обвиняла его миледи, Фельтон находил, что из двух человек, которые уживались в Бекингэме, более виновным был тот, чья жизнь оставалась неизвестной широкой публике. Дело в том, что любовь Фельтона, такая странная, внезапная и пылкая, в преувеличенных размерах рисовала ему низкие и вымышленные обвинения леди Винтер, подобно тому как пылинки, в действительности едва уловимые для глаза, даже по сравнению с муравьём, представляются нам сквозь увеличительное стекло страшными чудовищами.
Быстрая ходьба ещё сильнее разжигала его пыл; мысль о том, что там, позади него, оставалась, подвергаясь угрозе страшной мести, женщина, которую он любил, вернее - боготворил, как святую, недавно пережитое волнение, испытываемая усталость - всё это приводило его в состояние величайшего душевного подъёма.
Он вошёл в Портсмут около восьми часов утра. Всё население города было на ногах; на улицах и в гавани били барабаны, отъезжавшие войска направлялись к морю.
Фельтон подошёл к адмиралтейству весь в пыли и поту; его лицо, обычно бледное, раскраснелось от жары и гнева. Часовой не хотел пропускать его, но Фельтон позвал начальника караула и, вынув из кармана приказ, который ему велено было доставить, заявил:
- Спешное поручение от лорда Винтера.
Услышав имя лорда Винтера, являвшегося, как было всем известно, одним из ближайших друзей его светлости, начальник караула приказал пропустить Фельтона, который к тому же был в мундире морского офицера.
Фельтон ринулся во дворец.
В ту минуту, когда он входил в вестибюль, туда же вошёл какой-то запыхавшийся, весь покрытый пылью человек, оставивший у крыльца почтовую лошадь, которая, доскакав, рухнула на колени. Фельтон и незнакомец одновременно обратились к камердинеру Патрику, который пользовался полным доверием герцога.
Фельтон сказал, что он послан бароном Винтером; незнакомец отказался сказать, кем он послан, и заявил, что может назвать себя одному только герцогу. Каждый из них настаивал на том, чтобы пройти первым.
Патрик, знавший, что лорда Винтера связывают с герцогом и служебные дела и дружеские отношения, отдал предпочтение тому, кто явился от его имени. Другому гонцу пришлось дожидаться, и видно было, как он проклинает эту задержку.
Камердинер прошёл с Фельтоном через большой зал, в котором ждала приёма депутация от жителей Ларошели во главе с принцем Субизом, и подвёл его к дверям комнаты, где Бекингэм, только что принявший ванну, заканчивал свой туалет, уделяя ему, как всегда, очень большое внимание.
- Лейтенант Фельтон, - доложил Патрик. - Явился по поручению лорда Винтера.