Три ялтинских зимы(Повесть)

— Она же этим ничем не поможет папе! Все верно. Да разве в том суть! А говорить с мальчиком о любви, об отчаянии не имело смысла, и не стоило вспоминать сравнительно недавний разговор, который был у него, Трофимова, с Николаем Степановичем. Даже не следовало. Это верно: искупительные жертвы всегда были тщетны. Однако были, есть и будут. И до тех пор, пока хоть кто-то способен дорасти до готовности принести такую — пусть даже практически бесполезную — жертву, мы остаемся людьми. Парень был растерян и взвинчен. Его следовало бы оставить у себя, и Трофимов пытался это сделать, но ничего не вышло. Расстались с тем, что дал ему симферопольский адрес (записывать не стал —. выучил, запомнил), а Алеша оставил эту книгу.

— Папа принес перед самым арестом. Сказал, что для вас.

Тогда не обратил на нее внимания— было не до этого. Перед глазами стоял Алеша — уже не мальчик и еще не взрослый человек. Его не следовало отпускать и невозможно было удержать. А книга долго еще лежала сверху на столе, где оставил ее Алеша. Михаил Васильевич странным образом как бы не замечал ее — у него и раньше были такие нелюбимые, даже ненавистные книги, к которым долго присматривался, будто набирался решимости, прежде чем взять в руки и полистать. Лиза в прежние времена посмеивалась над этим чудачеством. А недавно, в который раз вспомнив об Анищенкове, о безвестно сгинувшем Алеше, глянул на обложку со стилизованными дубовыми листьями («Ах, как они обожают всяческую символику! Как им нравится чувствовать себя ubermensch’ами! Wir erobem die Krim — мы покорили Крым!..»), присмотрелся к изображенной на той же обложке нарукавной бляхе, которую Гитлер учредил для своих «Krimkampfern»… И тут символика! Бляха в форме геральдического щита, сверху орел со свастикой, а под нею — покоренный Krim…

Однако что хотел сказать Николай Степанович этим презентом?

Год издания 1943-й… Не в этом ли дело?

«Das Krimbuch» — «Крымская книга», задуманная как рассказ о триумфе, явно опоздала.

А задумано было именно так. Чего стоит хотя бы этот снимок — «Парад победителей в Севастополе»!

Михаил Васильевич взял лупу. Где они маршируют — уж не по Большой ли Морской?

Любопытная деталь: фотограф снял марширующую колонну с нижней точки, чтобы солдаты казались более рослыми и крепкими…

А кто принимает парад, стоя на небольшом помосте, похожем на возвышение для дирижера? Манштейн?

Рядом был снимок колонны наших военнопленных, растянувшейся на степной дороге.

Все, так сказать, атрибуты триумфа, а книга опоздала. Настолько, что последняя фраза предисловия: издано, мол, все это и «молодым в назидание» — звучит сейчас просто саркастически. Получилась действительно назидательная книжонка. И опоздала-то всего на полгода с небольшим! Вышла в свет после Сталинграда.

А может, правильнее сказать: не опоздали они с этой книжкой, а поторопились? Конечно. Сейчас, когда фронт опять придвинулся к Крыму, это особенно очевидно.

«Фюрер приказал, и мы выполнили!» Как бы не так!

А ведь это — о фюрере — стоит в тексте, как строчка из стихов. И вообще после каждой главы — стишки. Лживый одический стиль такого рода вызывал у Трофимова раздражение. Напыщенная декламация, которая пыжится изобразить из себя поэзию. Впрочем, это тоже было, есть и будет…

Да и проза не лучше. Он задержался на главе, которая называлась «Ночные бои на русской Ривьере». Любопытно было узнать, что и как пишут об этом они. Оказалось — болтовня. «Высшее напряжение», «шорох волн», «голубеющие снежные вершины яйлы», «волшебство»… Пошлая болтовня.

Было, впрочем, и кое-что любопытное. «… ins Meer zuriickzuwerfen» — «и снова сбросить в море…»

Михаил Васильевич вышел на балкон и устроился в качалке, отодвинув ее в тень ближе к стенке. День выдался жаркий. Внизу, по разбитой тысячами колес Аутской улице время от времени проходили машины. Куда это они перебрасывают войска — на Керченский полуостров или к Перекопу? Создавалось впечатление, что противник выскребает по амбарам и сусекам последние крохи армейских резервов. Румын и итальянцев нынче как-то сразу и не поймешь, даже зубоскалят, а у немцев, по всему, настроение паршивейшее. Вот тебе и «Wir erobern die Krim»…

Однако что же там дальше?.. «Чертовски холодно было в Крыму в критические дни декабря сорок первого года. Двадцать градусов ниже нуля показывал в среднем термометр. Саперы были рады после длительных маршей найти, наконец, в Симферополе теплое укрытие. Их командир в дальнейшем руководил атакой на Феодосию, а позднее некоторое время был комендантом Ялты, где опасались десанта большевиков. Но все обошлось…»

В самом деле любопытно.