Три грации

Конечно хвалить себя — это дурной тон, но я была сногсшибательна в этом одеянии. Не хватало только моего партнера по вальсу из сна. Я хмыкнула своим мыслям, обула приготовленные Азой изумрудные туфли на невысоком устойчивом каблучке и вышла из своей комнаты.

Горничная ждала меня в коридоре, вытаращив в восхищении глаза.

— Госпожа, вы прекрасны! — воскликнула она.

— Спасибо, Аза, — довольно улыбнулась ей в ответ.

— Мистер Нейрус ждет вас, мисс Лиззи, — слишком церемонно сказала Аза и чуть тише, хихикнув, добавила: — Надеюсь он не упадет от восхищения.

— Аза, — расхохоталась я. — Он мой дядя!

Девушка лишь деловито передернула плечиками и пошла вперед, горделиво выпятив грудь. Я не сдерживаясь, шла следом, посмеиваясь.

На удивление, хоть разрез на юбке моего платья был почти до самого бедра, но из-за пышности и многослойности материала, оголял мою ногу слегла, немного кокетливо показывая только до колена.

Мы спустились на первый этаж, и Аза постучала в дверь столовой. Открыв ее, она пропустила меня вперед, немного задержавшись, чтобы увидеть реакцию на мое появления Сидиллы.

— Лиззи! — восторженно воскликнул отец. — Я знал, что это платье тебе подойдет, но что оно будет столь великолепно смотреться, даже и подумать не мог. Ты сногсшибательна, девочка моя!

Он подошел ко мне и, обняв, нежно поцеловал в щеку и посмотрел за мою спину на застывшую довольную Азу. Девушка хихикнула и закрыла наконец-то двери.

— Чего это она? — удивился некромант.

— Аза хотела увидеть твою реакцию на мое появление, — улыбаясь пояснила ему. — С Днем Рождения, папа!

Я поцеловала отца в щетинистую щеку и протянула сверток. Каждый год дарила ему подарки: так, безделушки, сделанные своими руками с помощью магии. В этот раз сделала ему брелок в виде прозрачного объемного сердца из горного хрусталя, надеюсь, что это действительно он, с красивой золотистой надписью “Любимому дяде”.

— Когда все разрешиться, я поменяю надпись, — смущенно произнесла я, — на “Любимому папе”.

— Спасибо, моя милая, — с нежностью улыбнулся он. — А что это такое? — покрутив прозрачное сердце поинтересовался некромант.

— Это брелок в виде сердца. На Земле это знак любви, — пояснила ему.

— Красиво, — протянул он, разглядывая свой подарок. — Мне очень нравится. Я прикреплю его к своим ключам.

— Он для этого в основном и нужен, — радостно ответила я.

— Видишь, какой я догадливый, — хохотнул Сидилла. — Предлагаю это отметить.

— С удовольствием, — весело воскликнула я и присела на выдвинутый отцом стул, подняла наполненный игристым эльфийским вином бокал и произнесла тост: — За самого замечательного и любимого отца!

Выпив содержимое своих бокалов, мы принялись за праздничный ужин в полной тишине. Мне очень хотелось узнать у отца, расшифровал ли он дневник, но Сидилла молчал, а мне не хотелось своими расспросами испортить его День Рождения.

— Я предлагаю прогуляться после нашего обеда, — нарушив молчание, предложил папа.

— С удовольствием, — согласно кивнула ему и, немного помолчав, решила рассказать ему о том, что Аза могла видеть мой браслет: — Пап, я, когда Аза разбудила меня, совсем забыла про свое разукрашенное запястье. Вот теперь гадаю: заметила ли она или же нет?

— Думаю нет, — спокойно ответил он. — Аза, после того, как ты ее научила заклинанию, перестала что-либо замечать. Только и делает, что новое нижнее белье для себя, ходит, счастливо-задумчиво улыбаясь.

— Она призналась мне нечаянно про их отношения с Берлу, — весело усмехнулась я.

— Думаю, нас скоро ждет свадьба, — утвердительно кивнул отец и, вытерев салфеткой рот, спросил: — Ты поела?

— Да, папуль. Можем идти гулять, — последовав его примеру, промокнула рот салфеткой, положила ее на стол и, сама отодвинув свой стул, встала из-за стола, вызвав недовольство некроманта. — Ой, ладно тебе! — махнула рукой. — Тут все свои, и я не рассыплюсь от того, что сама себе отодвинула стул. В конце концов у тебя сегодня День Рождения!

Сидилла лишь задорно рассмеялся на мое беспечное восклицание, открыл дверь и жестом предложил мне первой выйти из комнаты. Мы вышли в благоухающий разноцветным цветение сад, и тихо побрели по вымощенной неровным булыжником тропинке, мило беседуя на отвлеченные темы. Отец расспрашивал о моей учебе, о друзьях. Я рассказывала ему о том, что у меня все хорошо, учеба идет своим чередом, друзья в порядке, не упоминая о глупости Максимуса, сказала лишь о Бриаре и как мы с девочками обманули его с моим браслетом.

Вдоволь нагулявшись, присели на белую кованную лавочку, подставив свои лица практически уже по-летнему теплому солнцу-самосу. Какая-то птичка, пока мы нежились в ласковых лучах, прилетела на дерево, растущее рядом с нашей лавочкой, и завела великолепную трель, очень похожую на соловьиную.

— Что это за птица? — поинтересовалась у папы.

— Это дыщ, — тихо ответил он. — Красиво поет.

— Очень похоже на соловья, — тихо произнесла я. — Только те начинают петь вечером, когда садится солнце и продолжают горланить полночи.

— Горланить? — удивился Сидилла. — Тебе не нравится?