Три черепахи

Басков смотрел в круглый иллюминатор на крыло самолета, которое вот уже минут сорок высоко парило над белоснежным стеганым одеялом облаков, а сейчас с едва ощутимой косиной снижалось, облака стали похожи на покрытую пушистым снегом бескрайнюю степь, и крыло вот-вот начнет срезать верхушки сугробов, между которыми лежит синяя тень.

Как с заигранной, трескучей грампластинки зазвучал из динамика голос стюардессы, призывавшей застегнуть ремни. Стекло иллюминатора сделалось мутно-сизым, и крыло пропало. Самолет вошел в облака...

Через десять минут Басков вышел из здания аэропорта, а еще через полчаса здоровался за руку с начальником жилищно-эксплуатационной конторы, к чьей епархии относился дом, в котором жил Игорь Андреевич Шальнев. Там ждал Баскова ленинградский коллега, старший лейтенант Шустов.

Начальник ЖЭКа, у которого на правом лацкане серого пиджака висел знак участника войны, вышел и быстро вернулся в сопровождении низенького немолодого человека с заплывшими глазками и не менее как трехдневной щетиной на небритом лице.

- Это наш слесарь, - представил начальник.

- Здравия желаю, - хмуро проворчал слесарь, и по комнате порхнул перегарный душок. В руке он держал замурзанный чемоданчик.

- Понятых возьмем там, - сказал Шустов, обращаясь к Баскову.

- Тогда пошли.

По дороге к дому Басков узнал от начальника, что Шальнев обитает в двухкомнатной квартире, где есть еще один жилец - Зыков Константин Васильевич, год рождения 1929-й, одинокий, прописан в Ленинграде с 1973 года, приехал из Пскова, жилплощадь получена в порядке обмена. Работает Зыков на железной дороге, должность - составитель поездов. Больше ничего о Зыкове начальнику не известно... Да, квартплату в сберкассу вносит своевременно.

- Зыкова мы предупредили. Дождется, никуда не уйдет, - заключил начальник. И добавил: - Он в ночную работал. Спит, наверное.

- А как сказали - для чего придем? - спросил Басков тихо, чтобы слесарь не слышал.

- Как вот старший лейтенант велел. Осмотр квартиры на предмет ремонта.

Эта вынужденная ложь перед соседом Шальнева была необходима, чтобы, во-первых, не пришлось портить замки на квартирной двери, во-вторых, Баскову очень хотелось побыстрее увидеть соседа и поговорить с ним, а в-третьих, было бы неграмотно со стороны Баскова допустить, чтобы сосед заранее, до его появления, знал об истинной причине предстоящего визита в квартиру No 32. Мало ли что может выясниться впоследствии...

Начальник был брит, и пахло от него мужским одеколоном "Шипр", но глядел он ненамного веселее слесаря: видно, не причислял хлопоты с милицией к разряду желанных.

- Неприятности, что ли, Иван Степаныч? - спросил у него Шустов.

- Наше дело такое: из крана вода не течет - плохо, с потолка течет - все одно, понимаешь, плохо. Не угодишь, понимаешь, - ворчливо, но без всякого уныния отвечал Иван Степаныч.

- А наоборот бывает - из крана течет, а с потолка нет? - продолжал развивать тему Шустов.

Начальник одобрительно повел на него бровью.

- Иной раз получается... Если верхний сосед не купается... - И, не меняя тона, на том же дыхании ввернул вопрос: - А что этот гражданин Шальнев сотворил?

Шустов обернулся к Баскову, и тот объяснил:

- Под трамвай в Москве попал.

- Насмерть?

- Да нет... Помяло сильно.

- Он тихий, - подтверждающе сказал начальник.

- Знаете его?

- Кабы знал, был бы не тихий. Или неплательщик... А так я его фамилию первый раз вчера услышал. Тут они подошли к дому.

- Постановление на обыск есть, - сказал Басков Шустову. Он имел в виду обыск комнаты Шальнева.

Дом был пятиэтажный, старый, без лифта. На третий этаж поднимались по крутой лестнице с выбитыми, словно обтаявшими ступенями из светлого камня. На площадке второго этажа Иван Степаныч позвонил в обе квартиры - тут на каждом этаже их было по две. В одной не отозвались, а из другой женский голос спросил: "Кто?" Иван Степаныч назвал себя. Открыла высокая полная старуха. "Еще кто-нибудь есть дома?" Услышав, что есть еще ее старик, Иван Степаныч попросил подняться в номер 21.

В квартиру No 21 позвонил Басков. Открыли быстро - ждали. Басков увидел перед собой одинакового с ним роста плотного человека в синей нейлоновой рубахе и черных брюках. Густые черные волосы стрижены коротко. Лицо загорелое, но как-то по-деревенски, по-крестьянски: верхняя половина лба белая, как молоко, а все остальное - того медного, с нефтяным отливом в углублениях, цвета, какой бывает только у чеканных поделок массового производства, продающихся в сувенирных магазинах. Лицо это чеканилось без излишней проработки, стилизовано под примитив. Однако в глазах, смотревших вполприщура, переливались некие оттенки. Это Басков заметил и отметил.

- Здравствуйте. Вы Зыков? - сказал Басков.

- Константин Васильевич. Заходьте, - пригласил Зыков, отступая в прихожую. Его простуженный тенорок звучал не то чтобы льстиво, но выражая готовность слушать.

- Мы тут заодно с вашим начальником, - объяснил

Басков, кивая на Ивана Степаныча: надо было как-то оправдать начальника ЖЭКа за его вынужденную ложь жильцу, хоть она и была во благо. - Я майор милиции

Басков.