Внизу под нами расстилался лес, являя глазу тысячи различных оттенков зеленого цвета; с высоты он казался плотным и кудрявым, словно ковер из зеленого каракуля. То здесь, то там в зеленую кипень вплеталась затейливым узором серебристая нить реки, а иной раз посреди гущи зелени в лучах солнца вспыхивал ярким белым пятном песчаный островок. Потом наша воздушная колымага нырнула в летучую гряду облаков, скрывшую от нашего глаза красоты пейзажа; только мы из нее вышли, как тут же попали в другую. Как раз в это время началась череда воздушных ям. Порою самолет столь неожиданно бросался камнем на сотни футов вниз, что душа уходила в пятки. Неудивительно, что от подобных передряг физиономия Боба сделалась цвета зеленой яшмы, а тут еще батюшкина псина, сев на задние лапы, положила Бобу на колени огромную слюнявую морду, ожидая, что ее приласкают и утешат. Какое там! Боб молча отпихнул ее, не открывая глаз. Юный индеец уже перестал одаривать улыбками всех и каждого — он, тише воды, ниже травы, забился в кресло, прикрыв лицо большим носовым платком. Вид у него был потерянный.
Зато другой индеец — привыкший ко всему стюарт, в обязанности коего, помимо раздачи гигиенических пакетов пассажирам, входили также погрузка и разгрузка воздушного судна — блаженно растянулся на мешках с почтой, читая газету. Мало того, он еще закурил сигарету и стал овевать нас клубами ядовитого, зловонного дыма. Жена священника попыталась завести разговор с Бобом — как мне казалось, скорее из желания отвлечься от воздушных ям, нежели из стремления помочь ближнему.
— Вы в Каранамбо или Боа-Виста?
— В Каранамбо.
— Правда? И надолго вы задержитесь в Рупунуни?
— Всего на две недели. Мы занимаемся ловлей животных.
— Вот это да! Теперь я знаю, кто вы! Ваши фотографии были помещены в «Кроникл» на прошлой неделе. Отлично помню — вы там были сняты с какой-то змеей в руках.
При слове «змея» Боб скорчил жалкое подобие улыбки — он был явно задет за живое. Тут самолет опять бросило к земле, и Боб резко выпрямился и устремил умоляющий взгляд на стюарта. По-видимому, благодаря долгой практике у этого человека выработалась способность читать мысли пассажиров. Не говоря ни слова, он быстро слез с груды почтовых мешков, откуда-то извлек большую заржавленную жестянку — она заменяла гигиенический пакет — и изысканным жестом вручил ее Бобу. Тот уткнулся в нее лицом и так застыл. Тут, очевидно, сработал могучий фактор самовнушения — вскоре дурному примеру Боба последовала жена священника, а за нею и все остальные пассажиры, за исключением самого отца церкви и меня.
Выглянув в иллюминатор, я заметил, что густой зеленый ковер леса начинает расползаться на отдельные рощицы, разделенные травянистыми лужайками. Вскоре мы уже летели над настоящей саванной. Лес уступил место растянувшейся на многие мили холмистой, заросшей травою равнине с редкими, растущими вразброс кустарниками да немногочисленными озерцами, спрятавшимися во впадинах. Делая круг за кругом, самолет снижался над площадкой, которая казалась чуть ровнее простиравшейся вокруг саванны — очевидно, мы шли на посадку.
— Похоже, прилетели, — сказал я Бобу.
Он неохотно оторвал лицо от жестянки и бросил взгляд в иллюминатор.
— Не болтай глупости, — буркнул он. — Где тут можно приземлиться?
Как раз в этот момент самолет мягко сел в траву, покатился, плавно сбрасывая скорость, и застыл на месте. Еще мгновение покачались лопасти винтов, пару раз тихонько чихнули моторы… Все! Стюард, он же по совместительству грузчик, распахнул двери, и в салон ворвался теплый благоуханный ветерок. Все вокруг, казалось, почив благодатной безмолвной тишине. Самолет окружила кучка индейцев — на фоне пустынной саванны они казались неким монгольским племенем, неведомо каким ветром занесенным сюда из степей Центральной Азии. Вероятно,
— Так ты уверен, что это Каранамбо? — спросил Боб.
— Так объяснял хозяин нашей крылатой колымаги.
— Н-да, не слишком перенаселенное местечко, — сказал Боб, окидывая взглядом группу индейцев.
Примерно в полумиле справа от нас посреди саванны тянулась бровка запыленного зеленого леса. Из этой полоски неожиданно возникло некое странное авто. Прыгая и временами скрываясь в высокой траве, оно мчалось навстречу нам, а за ним тянулось огромное облако рыжей пыли. Авто подкатило к хижине, где мы сидели. Из него вышел стройный, опаленный солнцем человек и двинулся к нам.
— Мое почтение! Мак-Турк, — лаконично сказал он, протягивая нам руку.
Я было начал извиняться за непрошеное вторжение, но Мак-Турк успокоил меня, сказав, что до него уже дошли слухи о нашем прибытии, и оно не явилось для него неожиданностью.