Естественно, за электрическими угрями последовали вдовые сюрпризы. Чуть ниже обиталища этих удивительных рыб река пускалась в плавные изгибы. Миновав один из них, мы увидели большую песчаную отмель, а на ней — трех самых фантастических птиц, которых мне когда-либо приходилось видеть. Оперение у них было черное с белым, ножки коротенькие, зато клювы удлиненные, ярко раскрашенные желтым, алым и черным, что делало их похожими на шутовские носы. Вразвалочку прохаживаясь по песку, эти пернатые нацеливали на нас свои странные клювы, издавая недовольные тревожные возгласы. Причудливость этих клювов бросалась в глаза; приглядевшись к птицам в полевой бинокль, я понял, в чем тут дело: нижняя часть клюва у них была гораздо длиннее верхней, будто кто-то нарочно оттяпал у них два-три дюйма верхней части клюва. Необычный клюв, да еще столь блестяще раскрашенный, и в самом деле придает этим птицам в высшей степени оригинальный вид. Однако не стоит спешить записывать водореза (так называется эта птица) в уродцы, и уж тем более приклеивать к нему ярлык «ошибки природы», каковыми когда-то наградил ленивца Бюффон. Этот клюв — не уродство, а хитроумное приспособление, помогающее его обладателю добывать пищу. Время от времени с печатного станка сходят всяческие книжицы вроде «Удивительные факты из жизни животного мира, авторы которых меж прочих дел не преминут выразить свой восторг по поводу разнообразия птичьих клювов. В первую очередь перечисляют конечно же фламинго и пеликанов, а вот о водорезах не упоминает никто или почти никто, хотя они уж точно обладают самым удивительным клювом в мире пернатых. Водорез проносится с раскрытым клювом на бреющем полете над самой поверхностью воды — отсюда его название. Длинная нижняя челюсть взрезает поверхность воды, как ножницы вспарывают ткань, и зачерпывает ею мальков и прочую лакомую водяную живность. Будь обе половины клюва одинаковой длины, этот фокус так бы просто не удался, но природа убрала лишнюю часть ровно настолько, насколько нужно. Беспокойно переступая на коротеньких ножках, водорезы с тревогой наблюдали за нашим приближением к песчаной отмели. Но вот моторчик в последний раз чихнул и затих, нос нашего суденышка с тихим шуршанием воткнулся в песок — и все три птицы, вспорхнув, повернули свои пестрые клювы по направлении» вниз по течению и полетели, перекликаясь между собою протяжными щебечущими голосами.
Вся отмель была покрыта затейливым узором из множества цепочек самых диковинных следов. Среди них мы без труда отыскали следы наших знакомых водорезов — вот они, переплетаются с другими цепочками, извиваясь, словно стебельки плюща! Тут наш взгляд остановился на некоей странной борозде, протянувшейся от самой кромки воды к высшей точке отмели — как будто кто-то нарочно прокатил по хрупкому узору тяжелым шаром, чтобы загубить рисунок. По бокам борозды шли глубокие короткие насечки. След заканчивался круглой площадкой, и казалось, будто песок специально утрамбовали лопатой. Я с удивлением рассматривал странный след, но тут загадку разрешил Мак-Турк.
— Это черепаха, — объяснил он. — Она приползла сюда откладывать яйца.
Он подошел к площадке, где заканчивался след, и принялся разгребать песок. На глубине около шести дюймов он обнаружил кладку из десяти яиц, каждое размером с некрупное куриное, только вместо скорлупы покрытое тонкой кожицей. Мак-Турк надорвал на одном яйце кожицу, открыв довольно клейкий белок и яркий желток, и отправил содержимое прямо в рот! Я последовал его примеру — ну, доложу я вам, ничего в жизни вкуснее не едал! Слегка прогретые солнцем, сырые черепашьи яйца так и тают во рту, оставляя на языке сладкий вкус ореха.