Треугольник

Мартирос, продвигаясь вперед ощупью, дошел до конца стены и очутился в старом дворце. Впрочем, что это был за дворец… От него оставались одни только колонны и вот эта полуразрушенная стена со следами былого величия и роскоши. Великолепные, прекрасные колонны ничего не поддерживали. Чистое небо было потолком этого дворца. Вдоль стены стояли статуи обнаженных женщин, Мартирос разглядел следы фресок. И повсюду росла высокая трава… Посреди дворца был бассейн без воды, с маленькими крылатыми амурами.

Мартирос окинул взглядом все это великолепие, потом нашел сухое местечко, опустился на землю, прислонился спиной к стене, спрятал руки под мышками и закрыл глаза. Он так устал и так продрог, что казалось, если он откроет глаза, что-то неприятное обязательно ворвется, просочится в него. Мартирос весь сжался, улыбнулся от удовольствия и про себя прошептал: «Я полюбил тебя, дворец, хорошее у тебя небо над головой», — потом все же не выдержал, посмотрел сквозь полузакрытые глаза: колонны поддерживали круг неба, на земле были рассыпаны жемчужины и топазы, все сверкало и переливалось, все было печальное и влажное, как глаза Мартироса. Как два черных глаза Мартироса, вобравших в себя настроение неба и несуществующего разрушенного замка… Мартирос скользнул взглядом по фрескам. Обнаженные девушки купаются в саду, чернокожие слуги подают им яства, краска местами осыпалась, лица полустерты, в одном месте не хватает руки, где-то сохранилась только половина торса… И вдруг Мартиросу послышался армянский напев — спокойный, бесхитростный… Это была песня прядильщицы, песня пахаря, духовная песня — шаракан… И Мартирос разглядел среди этих фресок невесту и жениха из той маленькой армянской деревушки. Два полудетских лица, которые смотрели на Мартироса и, казалось, ни о чем другом не думали. Постепенно очертания этих лиц расплылись и их место заняли совершенно новые лица: юное, с горестным выражением глаз, женское и бледное бесстрастное мужское.

Мартирос открыл глаза — во сне это или наяву? Он сделал усилие и поднялся. И увидел перед собой две вполне реальные человеческие фигуры — мужчину и женщину. У мужчины были длинные волосы, широкий белый воротник лежал на плечах, черный балахон складками спускался до колен, на ногах были высокие ботфорты, с пояса свисал большущий меч.

Мужчина улыбнулся и учтиво поклонился Мартиросу.

Мартирос посмотрел на женщину. Она доверчиво смотрела на Мартироса. У Мартироса что-то оборвалось внутри. Взгляд этот был до того беспомощный и родной, что Мартиросу сделалось неловко, и он отвел глаза. И почувствовал внутри себя что-то противное, мерзкое, какой-то внутренний страх, какую-то леность, словно разом ослабло, размякло все тело и остановилась кровь… Ему захотелось убежать от всего этого, ему сделалось плохо, гадко на душе, он отвел глаза, он спрятал голову в мусор, он сделал вид, что нет бога, ему стало худо от этого беззащитного, доверчивого взгляда, он словно знал заранее, что этот взгляд предадут, жестоко обманут… и что он, именно он отвечает за это… Для того чтобы доказать, что ты человек и что ты хорош, надо доказать, что все люди хороши, но сейчас он так устал, так промок и так продрог, к тому же он голоден, и он уже набрался опыта, а разум его ленится прийти ему на помощь…

— Господин, — обратился к нему мужчина с учтивыми манерами, — не будете ли вы так любезны, не разрешите ли нам провести ночь в этом прекрасном замке?.. — он посмотрел вверх, словно желая сказать, что самое прекрасное в этом замке именно то, что в нем так много воздуха и что сверху на тебя смотрят звезды…

Мартирос подумал, что мужчина издевается над ним, и тоже посмотрел вверх.

— Все здесь нам богом отпущено, — сказал он, — прошу вас… мы с вами друзья…

Человек с учтивыми манерами снова отвесил ему поклон, потом отвязал ножны, которые оказались пустыми, и сказал уже совсем другим тоном, очень просто:

— На дороге много разных псов… — и, схватив ножны, стал размахивать ими в воздухе, сражаясь с невидимым противником. Потом посмотрел на Мартироса и улыбнулся. Мартирос улыбнулся в ответ. Мужчина с женщиной отошли к противоположному полукружью стены и устроились там на земле.

Мартирос не мог уснуть. Он все время чувствовал присутствие этих людей, но не мог заставить себя взглянуть в их сторону. Спустя некоторое время на помощь ему пришел его старый приятель, его второе «я», и Мартирос сам не заметил, как заснул, убаюканный своим двойником.

Утром Мартирос открыл глаза и долгое время не мог понять, где находится, потом вспомнил, захотел увидеть вчерашних людей, застеснялся и наконец, сделав над собой усилие, метнул взгляд на противоположную стену, увидел фреску, скользнул взглядом ниже: возле стены сидела одна девушка, она уже проснулась и смотрела на Мартироса заплаканными, несчастными глазами.

Мартирос, поразмыслив, решил, что давешний мужчина отошел по нужде, потом отчего-то засомневался, встал, обошел стену, посмотрел кругом — мужчины не было. Он вернулся и снова огляделся.

— Господин… — позвал он, — господин… — повторил он и посмотрел на девушку.