Третий выстрел

Что я ему скажу? Что салфетку выкину, как только мы расстанемся? Ладно, вновь пожала плечами, этот жест у нас, женщин, может означать все, что угодно, от согласия до несогласия.

Проводил он меня до дому, прощаясь, хотел мою руку в своей задержать, романтик эдакий. Но я ладошку-то спрятала, незачем, Леха, незачем нам тешить себя пустыми надеждами. Ни тебе, ни мне. А салфетку я, как потом оказалось, не выкинула. Забыла.

— Быстро ты! — удивилась Фанечка моя, а Михаль удовлетворенно кивнула. Ну да, не было меня чуть больше часа, для свидания всего-ничего.

Дочка с правнучкой ушли, а мы с Фаней пошли совершать ежевечерний ритуал. Вот и вся любовь.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ПОКУШЕНИЕ. МОСКВА, 30 АВГУСТА 1918

С утра накрапывал мелкий дождик. Потом распогодилось. Георгий собрал всю тройку на Божедомке, объяснил задачу:

— Сегодня для нашего дела будет довольно сложный день: утром в Петрограде убит Урицкий[31]!

Дора ахнула:

— Наши?

Георгий сделал загадочное лицо.

— Ничего пока сказать не могу, кроме того, что сведения верны, за их достоверность ручаются на самом верху.

— Это кто это ручается? — недоверчиво спросила бывшая каторжанка.

— Ручаются, — усмехнулся Георгий. — Дзержинский уже отправился в Питер, и запланированные ранее митинги могут отменить из-за опасности новых покушений. Но мне пообещали, что всеми силами постараются уговорить Старика выступить. У него на сегодня намечено две речи: в Басманном на Хлебной бирже, потом на гранатном заводе…

— Это где?

— Замоскворечье. Недалеко от Серпуховской.

Дора кивнула, а Дита Москву знала не очень хорошо. Примерно представляла, где это, но не точно. Впрочем, какая разница?

— Так что, — продолжил Георгий, — наши товарищи будут ждать Старика на Хлебной, а ваша тройка — на заводе Михельсона. Бывшего Михельсона. Расклад прежний, действуем как готовились, но все равно давайте повторим. Сигнальщик?

Дора подняла руку.

— Убедившись, что Ленин прибыл и вошел внутрь, подаешь знак номерам. Они будут у здания напротив, в Щиповском переулке. После выстрелов сразу уходишь. Номера?

Василий поднял руку. Дита подумала, что это ужасно глупо, но тоже подняла.

— Увидев сигнал, заходите в цех, но остаетесь у самого выхода. Номер первый — близко к дверям, чтобы сразу выйти, номер второй — чуть поодаль, сзади, шагах в трех-четырех, страхуешь первого. Первый, ты понимаешь, что могут схватить и прикончить на месте?

Василий судорожно сглотнул и молча кивнул.

— Ты готов? Готов вершить историю даже ценой собственной жизни?

«Что ж он так выспренно, — думала Дита. — Но, наверное, так надо, чтобы сподвигнуть на самопожертвование. А что мне делать, если схватят? Застрелюсь!» Она вовсе не была уверена, что сможет застрелиться. Но если здраво размышлять, то это был единственный выход избежать дальнейших мучений. Что ее, собственно, держало в этой жизни? Ни мужа, ни детей, где-то далеко под чужой властью почти забыты родители, для чего жить дальше? А вот войти в историю, чтобы и через века помнили имя Фанни-Иегудит-Диты — это здорово. Ради этого и умереть не жалко. Только сможет ли она выстрелить в живого человека — Дита не знала. Но опять же, если понимать, что такова историческая необходимость, что стреляет она не в человека, а в символ, что это не убийство, а казнь, месть, то, скорее всего, выстрелит. Хотя это пустое: стрелять будет номер первый, товарищ Василий, она всего лишь страхует, может, на нее и внимания-то никто не обратит.

— Номер второй! — оказывается, Георгий давно звал ее, а она, поглощенная мыслями о собственном историческом значении, не откликнулась. Ему пришлось прямо крикнуть! Дита покраснела и снова подняла руку.

— Номер второй готов вступить в дело, если непредвиденные обстоятельства не дадут первому завершить начатое. Браунинг вряд ли откажет, оружие надежное, но всякое может случиться.

— Мне бы наган, привычнее, — подал голос Василий.

— Ну, брат, тут не до жиру, быть бы живу. Первый получает браунинг, второй пользуется своим оружием.

Откуда он знает, что у нее есть пистолет? Ах, Дора, Дора! Зачем сдала? Из вредности, раз тебе отведена роль всего лишь сигнальщицы? Некрасиво!

— Когда дело сделано, стараемся скрыться поодиночке. Конечно, если удастся уйти. Вот каждому, — он выложил на стол кусочки картона. — Билеты до Томилино, встречаемся там же, на даче. Когда все утихнет, спокойно эвакуируемся оттуда.

Тройка разобрала билеты. Дора кинула в сумочку, Василий сунул в карман, Дита свой вертела в руках, думая, что поясок на юбке надо будет затянуть потуже, в кармане будет ее короткомордый пистолетик, там же билет на поезд, кошелек… Нет, надо будет сумку взять, не выдержит шерстяной поясок такой тяжести.

— Теперь, что делать, если схватят… — Георгий выдержал паузу. — Все может быть, нужно быть к этому готовым. И тогда использовать эту возможность, чтобы выступить на суде и рассказать о цели акции.

Георгий старательно избегал слова «теракт».