Третий уровень

Некоторое время он сидел, глядя в окно и слушая спор между водителем автобуса и бедной седой старушкой. Потом… Я знаю, что мне следовало сказать, решил он. Следовало улыбнуться и сказать, очень мягко: «В конце концов, что значит обычное слово… в дружеской беседе». Тогда она бы улыбнулась, и посмотрела на меня, и ответила бы: «И правда…» Или нет. Нет. «Дружеской?» – сказала бы она и снова улыбнулась бы, а я бы сказал: «Да, надеюсь, что так». И тогда она сказала бы…

И всю дорогу домой Ральф Шульц придумывал, что следовало сказать ему и что ответила бы она, и да, он сочинил весьма остроумные реплики. Она смеялась и хихикала над некоторыми из его замечательных острот. Только он опоздал минут на семнадцать.

Луиза тоже размышляла, шагая к себе домой, в свою квартирку с растрескавшимся потолком на Сороковой улице.

Что на меня нашло? – спрашивала она себя. Почему мне вздумалось так его отшить? Он вовсе не хотел умничать, бедолага. Должно быть, прочел ту историю о девушке в автобусе и попытался разыграть тот же сценарий, вот и все. Только получилось не очень.

И он был весьма милый, подумала она. Конечно, не картинка из журнала, но… милый. Она усмехнулась.

– Он сказал: «Болезнь». Я могла бы ему подыграть. Могла бы сказать: «Мистер, в рассказе было слово «дорогая». Или нет. Нет, это было бы слишком… Я могла бы сказать: «Сэр, если вы думаете, что я из тех девушек, что способны принять ухаживания незнакомца в автобусе, вы совершенно правы!» Тогда он бы рассмеялся, а я бы улыбнулась, и он бы сказал…

И к тому времени, как Луиза добралась домой, она тоже сочинила небольшой разговор. Но они оба провели вечер в одиночестве. А ведь тем вечером шел дождь. И как приятно было бы провести его у камина, вдвоем: только он и она. Если бы у Луизы был камин. Которого у нее не было.

Что ж, время не стоит на месте. Верно подмечено, что в большом городе бывает весьма одиноко. Луиза каждый день ездила на работу и возвращалась домой, спала и ела, часто ходила в кино. Один из фильмов был про некоего молодого человека, который хотел позвонить своей тете, но ошибся номером и позвонил некой девушке, и они начали общаться друг с другом по телефону, потом встретились и отправились в парк развлечений. В тире молодой человек не мог попасть ни в одну мишень, а когда пришла очередь девушки, она так испугалась ружья, что зажмурилась и выстрелила наобум – и попала, и выиграла большую куклу. Потом они катались на американских горках, и ели хот-доги, и в три утра зашли в маленькую кафешку, владелец которой оказался отличным, забавным стариканом. Да, фильм был хороший, и после него Луиза впала в уныние.

Ральф тоже посмотрел этот фильм – про обычного, среднестатистического парня по имени Джеймс Стюарт, который знакомится с девушкой, набрав неправильный номер… и задумался, может ли такое произойти на самом деле. На следующий вечер, смеха ради, он попробовал сделать то же самое: зажмурился, набрал номер и…

– «Хуффнагель: чистка и окраска», – произнес голос, и Ральф повесил трубку.

Кроме того, он много гулял. Ральф говорил себе, что ему нравится гулять, а потому прогуливался, скажем, по Лексингтон-авеню, после чего заходил в какой-нибудь бар. Он не слишком любил алкоголь, однако постоянно читал про интересных людей и собеседников, которых можно встретить в барах. Но все темы разговоров сводились исключительно к бейсболу.

Сами знаете, как это бывает: того, кто ускользнул, трудно забыть. Луиза продолжала вспоминать Ральфа, а Ральф – Луизу. Шли дни, минула неделя, потом еще одна, но никто из них не уехал из города, не сменил работу или привычки, и потому новая встреча в автобусе была лишь вопросом времени.

Автобус был переполнен, и Ральф заметил Луизу, только остановившись рядом с ее сиденьем. Потом их взгляды встретились, и оба сразу отвернулись, очень быстро. Ральф уставился на рекламу, а Луиза уткнулась носом в свой кроссворд. В рассказе он бы сел рядом с ней. Но в реальной жизни он этого не сделал. Не смог. Рядом с ней сидел крупный толстяк. Поэтому Ральф таращился на рекламные объявления, а Луиза смотрела в свой кроссворд и думала.

К чему затягивать петлю на собственной шее? – подумала она. – К черту приличия.

И принялась писать на своей газете.