Третья

Он говорил то, что меня влекло на уровне инстинктов. А еще я понимала, что подобный опыт могу пройти только с ним ‒ с Эйсом. Конечно, отказаться всегда проще, струсить, сообщить «мне это не нужно», спрятать голову в песок. Но не буду ли я потом невольно искать в других парнях подобные качества, подобную остроту эмоций? К тому же у меня всегда есть «успокаивающий» Гэл – плавучая платформа под ногами, которой не страшны штормы. И потому в волны можно прыгать, в них можно нырять с головой. После выныривать, отплевываться, выбираться на спокойный берег.

Внутри меня постепенно формировался ответ – «да, я этого хочу». Хочу того, что Арнау мне предлагает. Если для этого требуется доверие, я осознанно выберу доверять. Никогда раньше так не делала, но без риска не выступают из круга комфорта, а в этом круге я провела большую часть жизни. И проведу оставшуюся, если стушуюсь.

Он стоял слишком близко. Не касался меня, но я продолжала возбуждаться.

Эйс сместился, встал напротив меня, положил обе руки на крышу машины по сторонам от моих плеч, запер меня.

‒ Смотри на меня.

Я знала, что это означает. Его прямой взгляд выдерживать практически невозможно, я поняла это сразу, когда в том лифте впервые взглянула ему в лицо. Этот взгляд проникнет очень глубоко, он займет собой все, он заставит захотеть ощутить бессилие, сделает его очередным «вкусом», который ты сам пожелаешь распробовать.

И да, я все-таки посмотрела ему в глаза, зная, чем это чревато. В который раз ощутила, как глубок Арнау. Он утопит меня в своем омуте, в своих штормах. Такому, как он, мало обычного секса ‒ ему нужны разряды в двести двадцать, ему нужны чрезвычайные крайности, он в них «как дома». Вопрос лишь в том, соглашусь ли их прочувствовать на себе я?

«Доверие» ‒ говорили эти глаза. Или «да», или «нет».

Как просто сказать «нет». Объяснить это логически себе и ему, найти тысячу оправданий.

Но мне хочется ступить в незнакомые воды, у меня практически ломка от жажды до незнакомых ощущений.

‒ Да, ‒ ответила я до того, как успела дать волю прагматизму и логике. Потому что в его глазах было еще кое-что – обещание того, что он не даст утонуть, что он мир наизнанку вывернет за меня.

‒ Что… «да»? – вкрадчиво.

‒ Да. Я хочу с тобой… это испытать. И я согласна на доверие.

‒ У-у-у, ‒ потянул он медленно, как человек, которому пообещали нечто ценное, очень желанное. – Хорошо понимаешь, насколько сладкой тряпкой сейчас машешь перед моим носом?

‒ Ты… невыносим.

Он всегда будет тестировать мои нервы, будет трепать их до клочьев. А после ‒ сам же собирать в целостную ткань. Уже, возможно, с другим рисунком.

‒ Я выносим. Для тебя. Ты увидишь. Но непредсказуем, ты права.

‒ И это убивает.

‒ Просто верь мне, ‒ шепот и поцелуй в уголок рта. Черт, сейчас бы мне хватило обычного секса.

‒ Я не знаю, на что ты способен.

‒ Я? – он улыбался, как дьявол. – Я способен на всё.

Наверное, не стоило спрашивать, но я все же спросила:

‒ Например?

Прежде чем нырять в ледяную воду, ты зачем-то спрашиваешь окружающих: «Сильно холодная?» Для чего? Если все равно нырять. Но Эйс не собирался меня остужать ‒ как выяснилось, он собирался меня «нагревать».

‒ Например, я мог бы взять тебя на прогулку… – Шепот мне в ухо. – Просто рука в руке, близость душ, близость тел. А после случайно затянуть в Гаггийскую церковь на мессу.

‒ Зачем?

‒ Молчи. – Он снова был тем, кто одним словом парализовал в голове центр сопротивления. – Представь: множество прихожан, целая толпа. Мы затесались бы в их ряды, и я дал бы тебе в руки псалом, попросил бы его читать. Быть послушной, быть как все…

«Я не умею их читать …»

Мои губы, несмотря на желание сказать это вслух, не разомкнулись – Эйс уже начал свое гипнотическое воздействие здесь, сейчас, и ему для этого не нужен был храм. Тихие слова, сказанные жарким хриплым тоном, отлично погружали в атмосферу.

‒ … Когда людей много, когда они заняты, то ничего не замечают вокруг. И да, ты, повинуясь моему приказу, открывала бы рот, силилась разбирать священное писание. А я в это время, прижимаясь к тебе сзади, отыскал бы твои трусики под подолом платья. Осторожно запустил бы в них руку…

Я почему-то чувствовала то, что он говорит, как наяву. Его налитой пах, упирающийся в тонкую ткань платья поверх моих ягодиц, взгляд Арнау на чинного Архитепа (*местного священнослужителя) поверх моего плеча, рассматривающего толпу прихожан. Ощущала даже жар пальцев, ласкающих запретное место в стенах, где это не просто не допускалось, а порицалось. И нельзя издать ни звука, ни ползвука, лишь притворяться поющей, прикидываться чинной. Выглядеть ей, невзирая на пылающие щеки.

‒ Мои пальцы так же хороши, как мой язык, поверь мне. И я ласкал бы ими скользкую тебя осторожно, очень качественно. И ты права, стонать нельзя, выдавать себя нельзя.

Пауза, позволяющая мне прочувствовать атмосферу. Вокруг меня витал запах благовоний и свечного парафина. Казалось, я даже чувствую бок полной женщины справа, ее цветочный, перемешанный с потом, аромат.