Третье дело Карозиных

– Вечер добрый, – заговорил он, стараясь держаться спокойно и ровно, а главное, независимо. – Простите, что побеспокоил.

– Здравствуйте, здравствуйте, Никита Сергеевич, – расцвела в, как ему показалось, деланной улыбке Васильева. – Большая честь для меня принимать вас. Вы ведь ни разу у меня не бывали. Как вам моя библиотека? – и она улыбнулась еще шире.

«На кой черт мне твоя библиотека! – злобно подумал Карозин. – Сама ведь знаешь, зачем я у тебя, старая ведьма!» – выругался он про себя, испытывая сейчас к Анне Антоновне такую брезгливость и неприязненность, будто видел огромного паука. Однако вслух он сказал, даже не взглянув на книжные полки:

– По-моему, чрезвычайно интересная, – и растянул губы в улыбке. – Однако где моя супруга?

– О, так вы за Катенькой? – вскинула подрисованные брови Анна Антоновна, изображая такое удивление, будто на самом деле полагала, что он может к ней приехать просто так, или по какому-то другому делу. – Так вы опоздали. Она уехала. Была у меня, была, конечно, – и она томно полуприкрыла глаза, отчего Карозина чуть не передернуло.

Что это, она пытается с ним флиртовать? Экая мерзость!

– И давно она уехала? – спросил Карозин, стараясь преодолеть свое отвращение.

– Давненько уже, – слащаво улыбнулась Васильева. – Да и была-то она у меня недолго.

– Что ж, прошу еще раз прощения за беспокойство, – поклонился Карозин и уже собрался было уходить, как она его окликнула:

– Никита Сергеевич, – он обернулся. – Вы слышали что-нибудь о том, что случилось?

Карозин прищурился и посмотрел на Анну Антоновну внимательней:

– О том, что случилось? – переспросил он, стараясь сделать вид, что не особенно заинтересован в ее признаниях.

– Да, – кивнула Анна Антоновна. – Я имею в виду происшествие с книгой. Ваша супруга, быть может, полагает, что я каким-то образом к этому причастна, но поверьте мне, Никита Сергеевич, я тут совершенно ни при чем. Более того, я сделала все от меня зависящее, чтобы уберечь от беды Катеньку.

Карозин приподнял брови.

– Быть может, вы выразитесь яснее? – спросил он.

– Я и так выразилась яснее ясного, – вдруг холодно отрезала она и отвернулась с таким видом, что Карозин понял тотчас, что большего она не скажет, да и вообще не желает с ним разговаривать долее.

Он поклонился и вышел из кабинета, покинув дом, сел в ту же коляску и, распорядившись ехать обратно, в Брюсовский, задумался. Что же происходит? Какая-то интрига, которую никак не удается ни ему, ни Катеньке, ни даже полицейским разгадать, понять, уловить. Он ни на секунду не поверил Васильевой, полагая наоборот даже, что она-то во всей этой интриге занимает чуть ли не главное место, но как разгадать, что сделать, чтобы эта густая паутина была наконец разорвана, чтобы появился у всего происходящего смысл, ясный и четкий. Чтобы сложился рисунок у странной мозаики, так, кажется, выразилась Катенька. «Катя, Катя, – вздохнул Карозин, и покачал головой, – где же ты пропадаешь, милая моя? Только бы с тобой все было в порядке! Только бы тебе ничего не угрожало! Только бы ты…»

Карозин не успел додумать, потому что впереди, как ему показалось, ехал его собственный экипаж, он крикнул «ваньке», чтобы тот догнал коляску и указал, какую именно. Извозчик послушно стеганул лошадку.

«Что же все-таки происходит?» – думала Катерина Дмитриевна, возвращаясь домой от Васильевой. Встреча с ней ее чрезвычайно огорчила, Катенька не любила разочаровываться в людях, а тут получалось, что человек, которого она всенепременно любила, которому доверяла, который и к ней, казалось, испытывал только самые нежные чувства, этот самый человек вдруг предстал в совсем новом свете. И свете, надо сказать, неприглядном. Катенька вздохнула и посмотрела на проходящих мимо по тротуару людей. Один из пешеходов привлек ее внимание. Он обернулся, встретился с ней на какое-то мгновение глазами, и тотчас отвернулся снова, прибавил шагу и дальше уж шел не оборачиваясь. Катя, пытаясь припомнить, где видела это лицо и отчего-то поняв, что вспомнить его – чрезвычайно, чрезвычайно важно, велела Степану ехать прямо по Кузнецкому мосту, никуда не сворачивать. И даже сказала, что держаться нужно вон за тем высоким молодым человеком в мягкой фетровой шляпе и черном долгополом сюртуке.

Так они и ехали, и Катя все пыталась вспомнить, где же она видела это лицо. Где? И только когда молодой человек повернулся, прежде чем выйти на Рождественку, и снова взглянул на Катю, она узнала… Ну, конечно же! Это именно он, именно его она видела тогда, на коронации! Более того, именно он и вручил ей тот самый сверток с четьи-минеями! И потом, когда они после проезжали в экипаже, именно он стоял с Соколовым рядом! Вот кто может ей все рассказать! Катя исполнилась решимости во что бы то ни стало поговорить с ним! Догнать его, остановить, даже если он не пожелает с ней разговаривать, тогда – выследить!