Третье дело Карозиных

«Полноте, – думала про себя Катя, подъезжая уже к особнячку госпожи Васильевой, – если она тут ни при чем, то авось простит меня. А если она знает все, что происходит, то тогда тем более следует с ней объясниться». С этими мыслями Катенька и вошла в ее дом.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Анна Антоновна встретила ее в своем будуаре, выглядела она и вела себя как обычно. Сколько ни приглядывалась к своей родственнице Катенька, но никаких перемен ни в поведении, ни в обращении с собой не обнаружила.

– Здравствуй, голубка моя, – просияла Анна Антоновна, сидя на миленьком диванчике, и потянулась с приветственным поцелуем.

Катенька подставила щеку.

– Что у тебя на сей раз стряслось? – улыбнулась Анна Антоновна. – Да ты присаживайся, Катенька, присаживайся, милая, – и похлопала по диванчику рядом с собою. – Сейчас чайку выпьем.

Катенька послушно опустилась рядом на диванчик.

– Так что, голубка моя? – заворковала Анна Антоновна. – Вижу, вижу, что что-то у тебя на уме есть. Что тебя мучает, Катюша? Вид какой-то нездоровый, глазки не блестят, – заботливо промолвила она, внимательней приглядываясь к Катеньке.

Катя помолчала, не зная, как начать. Но тут принесли чай, и пока Анна Антоновна разливала золотистый напиток в фарфоровые чашки и нахваливала поочередно то печенье, то варенье, Катенька решилась. Она развернула книгу и сказала:

– Анна Антоновна, будьте любезны, взгляните сюда, – попросила она, показывая вырванные из середины книги листы, а сама тем временем не сводила внимательного взгляда с ее лица.

– Батюшки мои, – прошептала Анна Антоновна и побледнела, а чашка в ее руке дрогнула так, что чай пролился на блюдечко. – Катенька, голубка… – и беспомощно посмотрела на Катю.

– Полагаю, вы знаете, что это за книга? – с прохладцей в голосе спросила Катя. – Это та самая книга, которую вы мне вернули. Но не та, которую я оставляла у вас. Ведь так?

Анна Антоновна поставила чашку на столик, вздохнула так глубоко и так тяжело, что у Катеньки невольно сердечко екнуло. Быть может, не стоило так резко и холодно начинать разговор?

– Права ты, Катя, – проговорила Анна Антоновна, не поднимая глаза. – Права. Это другая книжка, другая. Мне такую же Владимир Сергеевич Подольцев принес. Я думала, что ты подмены и не заметишь, но вот… Катенька, – как-то даже умоляюще спросила Анна Антоновна и посмотрела Кате в глаза, – а кто же это сделал?

– Вы хотите знать, уж не я ли? – улыбнулась одними губами Карозина. – Думаете сейчас, наверное, знаю ли я загадку этой книги? Так?

Анна Антоновна снова тяжело вздохнула и не выдержала Катиного взгляда.

– Виновата я перед тобою, Катерина Дмитриевна, виновата, – проговорила она. – Не всю я тебе историю прошлый раз рассказала. Да и то, если уж по чести сказать, так и выдумала большую часть.

– Так в чем же там дело? Может быть, сейчас расскажете? – чуть мягче обратилась к ней Катенька.

– Ты, главное, одно мне скажи, – и Анна Антоновна буквально впилась глазами в Катенькино лицо, да и глаза ее неприятно как-то блеснули. – Ты-то знаешь, что в той книге было?

– Вы о том, чего в этой книге, – выделила Катенька голосом, – не оказалось? – Она не решалась признать сейчас, что и знать не знает, что такого загадочного и важного могло храниться в обычной книжке, полагая, что если признается в своем неведении, то Анна Антоновна снова может ее обмануть. Уж, по крайней мере, ничто не помешает ей это сделать. Потому и ответила уклончиво.

Они помолчали, глядя друг другу в глаза. Катенька смотрела открыто и с вызовом, не желая подать виду, как мало она знает и понимает в происходящем. Но сильный и пытливый взгляд Анны Антоновны, всегда такой ласковой, отзывчивой, всегда прежде такой милой с ней, ее смущал и пугал. Катенька вдруг подумала, что она, возможно, ничего о ней и не знала, и ее саму никогда прежде не то что хорошо, не то что близко – а не знала совсем. Сидела перед нею сейчас какая-то чужая и страшная женщина с холодным и жестоким блеском в глазах. Катеньке больше всего в эти несколько долгих минут хотелось оказаться где-нибудь в другом месте и не продолжать, ни в коем случае не продолжать этот разговор, не сидеть в этом будуаре, на этом миленьком диванчике и не знать никогда никакую Анну Антоновну Васильеву!

– Не знаешь ты ничего, Катенька, – с кривой ухмылкой проговорила Васильева. – Не знаешь. Это и к лучшему, быть может.

И отвела наконец свой взгляд. Кате стало одновременно легко и обидно. Легко оттого, что прекратилась эта мучительная пытка жестоким взглядом, а обидно оттого, что не смогла она, не сумела сделать вид, что все ей известно. Не выдержала ее взгляда. Катя промолчала. Говорить что-либо было глупо. И молчать было глупо. Но говорить… Да и что?

– Что ж, голубка, – вздохнув и как-то сразу обмякнув, продолжила Анна Антоновна, – если тебе ничего не известно, то ничего страшного. – Она даже улыбнулась. – И не надо тебе ничего знать, милая моя, – доверительно добавила она.