Связь отключилась. Голова моя шла кругом, и в глазах мелькали красные огоньки папоротника, зеленоглазые русалки и милое лицо Бетси, заливисто смеющейся и абсолютно счастливой.
Мы пришли в себя только утром под радостное пение птиц, приветствующих восход солнца. Одежды на нас было не более чем на русалках, и головка Бет покоилась на моем плече. Очнувшись ото сна и оценив свое положение, она густо, до пунцовости, покраснела и, пытаясь как-то прикрыться, бросилась собирать разбросанную по поляне одежду. Передо мной была герцогиня Кингстон, волею чар занесенная на русалочью поляну. Казалось, в ней не осталось ровным счетом ничего от той девушки, с которой ночью мы нашли цветущий папоротник.
– Проводите меня к карете, милорд, – произнесла она ледяным тоном. – Невзирая ни на что, надеюсь, вы сохранили остатки благородства, – жестом, исполненным достоинства, она подала мне руку, – и не воспользуетесь моей минутной слабостью.
Карета леди Элизабет Чедлэй ожидала там же у постоялого двора, где мы ее и оставили. Но теперь рядом с ней стояла еще одна, на дверце ее красовался овальный итальянский щит, увенчанный графской короной. В гербовом поле из пламени выходил расправляющий крылья феникс. «Сгорая – рождаюсь» – гласил девиз на ленте вокруг щита.
– Граф Калиостро, – как-то испуганно произнесла Элизабет Чедлэй. – Я не думала, что он поедет за мной.
Завидев нас, идущих по дороге, великий магистр распахнул дверцу кареты и соскочил на землю с истинно неаполитанской живостью.
– Миледи, – раздраженно начал он, едва раскланявшись со мной, – с вашей стороны было весьма неосмотрительно отправляться в путь без охраны. Здешние дороги небезопасны. С вашего позволения, я буду счастлив сопроводить вас обратно в Петербург.
Не дожидаясь ответа, он бросился к нам, буквально оттесняя меня от леди Чедлэй, спеша помочь ей забраться в карету.
– Да, милорд Вальдар, – Калиостро повернулся ко мне, едва моя спутница оказалась в карете, одаривая меня улыбкой в тридцать два карата, – я еще не поблагодарил вас за ту неоценимую помощь, которую вы оказали в спасении моего имущества. Не окажись вы рядом... Кстати, что привело вас в мой флигель?
– Искал средство от головной боли, – буркнул я.
– Средство от головной боли? Ну конечно... А не знаете ли вы, что искали у меня грабители?
Роль простака пока что меня вполне устраивала. Конечно же, грабители искали во флигеле нечто ценное, вряд ли бы они пришли туда в поисках смысла жизни. А вот что для них было ценно – это другое дело. Я пожал плечами, словно пытаясь вспомнить список похищенных вещей.
– М-м... Золотая табакерка с изумрудами, пара бонбоньерок, серебряный ножичек для резки бумаг... Да, вот еще! Инкрустированный ларец из черного дерева.
Калиостро побледнел:
– Вы точно видели, что они брали ларец?
– Абсолютно точно.
– Вместе с бумагами?
Вернее было бы сказать, что коварные похитители собирались стащить бумаги без ларца, обратно в ларец я сложил их собственноручно, но это были детали, посвящать в которые столь занятого человека мне показалось неуместным. Великий магистр грязно выругался себе под нос на звучном неаполитанском диалекте. Похоже, грамотность жуликов его решительно не устраивала.
– Еще раз благодарю вас, – кивнул он и, заскочив в карету герцогини, сделал знак отправляться.
Я стоял на дороге и смотрел вслед удаляющимся экипажам. Ярдов через сто карета Бетси остановилась, она вышла и, подойдя к дереву, свешивающему свои ветви прямо на дорогу, отломала одну из них. Экипажи вновь тронулись и исчезли вдали, лишь ветер пробежался по листве, как пианист по клавишам, и стих, оставляя после себя дурманящий запах липы.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Если женщина не сдается, она побеждает, если сдается, диктует условия победителю.