Трава была зеленее, или Писатели о своем детстве

Эта чудесная женщина частенько, как могла (в силу возраста и здоровья), помогала маме с детьми. Вот и сейчас она забрала меня к себе в комнату, напоила чаем с ватрушками, отвела в общий туалет и подождала у дверей. Потом ждала, пока я вымою руки над умывальником в кухне, и, отведя в нашу комнату, снова заперла, пообещав прийти через часок.

Ну, если пятнадцать минут это прорва времени, то час это вообще до Луны!

Я встала посреди комнаты и принялась осматриваться: так что же я не доделала? И тут увидела — о! Пианино!

Пианино появилось у нас недавно самым необычным образом.

У мамы есть старшая сестра, наша тетушка. Она живет в другом городе и работает начальником в Зелентресте. Суть характера моей тетушки — генерал! Она приказывает, вы подчиняетесь. Возражения не принимаются!

Вот таким порядком однажды в выходной день к нам в комнату постучали. Мама открыла, и тут два мужика, отодвинув ее в сторону, и поставили возле родительской кровати инструмент, сообщив, что так распорядилась начальница.

— Маша, зачем? — возмутилась мама, позвонив тете по телефону с переговорного пункта.

— Света пошла в школу, пора ей и музыкой заняться! — отрезала тетя Маша.

Пришлось сестрице тащиться в музыкальную школу. Поначалу ей даже нравилось, и она занималась, но, честно сказать, натерпелась она с этой школой всякого, пока в определенный момент не взбунтовалась и отказалась туда ходить, но это случилось гораздо позже, когда мы уже жили в другой квартире. А мама вдруг спокойно сказала: «Да и ладно, не хочешь — не мучайся!»

Мама у нас с сестрой вообще уникальная женщина. Особенная.

Так вот про пианино у меня имелась да-а-авняя задумка!

Резонно полагая, что если все вещи старшей сестры переходили ко мне, то и пианино придется «донашивать» вместе с музыкальной школой. Поэтому нужно заранее пометить вещь как мою.

Подтянув по полу стул к инструменту, я с натугой открыла крышку, поколотила несколько минут по клавишам, слезла со стула, сходила к печке, достала свой пролетарский «инструмент» и снова забралась на стул. Присмотрелась, примерилась и, высовывая язык от усердия, принялась старательно вышкорябывать по полированной поверхности под пюпитром свои инициалы. Писать и читать я пока не умела, но буквы знала, а собственные инициалы так особенно, — вот и старалась, тщательно выводя их — должна же быть подписана вещь, как тапки в детском саду!

Как заправский художник, отстранилась, посмотрела издалека, добавила еще пару штрихов и осталась вполне довольна делом своих рук. «Так! — захлопнув крышку пианино, подумала девочка Танечка. — С этим делом справились! Что еще?»

То, что обязательно надо сделать еще нечто важное, я чувствовала, но вот только что именно… И тут я посмотрела на свой незаконченный рисунок на столе, и меня осенило! Ну, конечно! Я уже давным-давно хотела помочь маме!

Надо сказать, что наша мама невероятно много работала, просто как-то нечеловечески много. Она преподавала математику в одном из самых престижных училищ города и была классной руководительницей, но дополнительно брала учеников для репетиторства, чтобы подзаработать. А еще тащила на себе все домашние дела и много лет подряд спала часа по четыре в сутки.

Ну, доченька и решила помочь любимой мамочке.

Отодвинув рисунок с карандашами подальше, я достала из тумбочки, в которой мама держала свои книги, учебники и тетради, стопку тетрадок с контрольной работой ее учеников, нашла там же красную ручку и принялась «за работу».

Снова высовывая от усердия язык, я старательно зачеркивала какие-то значки или подчеркивала другие, повторяя мамины действия, за которыми частенько наблюдала, не забывая при этом комментировать:

«Ну, что ты тут написала? — вопрошала я возмущенно или: — А это что такое? Все неправильно!»

И черкала от души, размашисто выводя двойку или тройку, пятерки с четверками у меня тогда еще не очень хорошо получались. «Проверив» таким образов тетрадей десять, девочка Таня решила, что вполне уже напомогалась и пора бы заняться чем-то другим. Тетрадки я аккуратно сложила стопочкой и убрала назад в тумбочку.

И уже со спокойной душой исполнившего долг человека принялась доводить до совершенства рисунок с кораблем, потом «читала» книжки — то есть рассказывала себе сказки по картинкам, попрыгала на родительской кровати, так и не сумев достать головой до потолка. Снова «почитала», когда устала прыгать. Еще пару раз приходила Надежда Борисовна, поила меня чаем с пряниками и вареньем и «прогуливала» в туалет. А скоро вернулись и родители с сестрой.

От радости я кидалась обниматься с мамой и папой, даже Светку обняла и поцеловала в щеку и в миллион первый раз обещала, что больше никогда-никогда не стану нарушать правил и обязательно-обязательно буду слушаться родителей и старших, вот честное-пречестное слово!

И счастью моему не находилось предела, а мама посмеивалась, прижимала меня к себе, гладила по голове и целовала. Мир был восстановлен, и все в моей детской жизни стало правильно и распрекрасно! Так, как и должно быть!