Читаем Трава была зеленее, или Писатели о своем детстве полностью

Правда, с грохотом скатившись со ступенек на тротуар, я запоздало и очень не вовремя вспомнила, что, во‑первых, нам с сестрой, и особенно мне, категорически запрещалось уходить одним дальше дома и двора и уж тем более на море! А во‑вторых, что мама наистрожайше запретила мне даже с площадки спускаться. Ну, по второму пункту я уже вроде как разобралась с совестью, решив, что никто и не заметит, а по первому — так я сейчас мальчишек догоню, а они с дядь Игорем, значит, я буду со знакомым взрослым…

И приободренная таким образом, я рванула со всей возможной скоростью.

Надо сказать, что от нашего дома до моря было минут десять спокойного шага: направо от ступенек метров пять, еще раз направо по ступенькам вниз, переулками между не менее старинными, чем наш, домами и дворами к Дому пионеров, а от него вниз по небольшой улочке прямо на набережную; ну а бегом так и совсем быстро.

Мальчишек с Лешкиным папой я не догнала, может, они пошли другой дорогой, но сей факт меня не остановил, и прибежала я на набережную аккурат в тот момент, когда маленький катерок-тягач выводил из акватории на простор белую махину заморского парохода.

Я шустренько спустилась на нижнюю набережную, но посмотреть на это величественное зрелище собралась целая толпа, и протолкнуться между людьми у меня никак не получалось. Тогда я уселась на скамейку, торопливо стащила с себя сандалики и гольфы, затем, держа их в руках, протолкалась через людей и спустилась совсем уж на самый нижний предел набережной, где плескалось сантиметров десять прогретой на солнце, почти горячей морской воды. Поросший зелеными нашлепками мелких водорослей бетон приятно щекотал ступни, вода была теплой и нежной. Солнце слепило глаза, отражаясь зайчиками от морской волны, а белый пароход медленно и величественно уходил все дальше и дальше. В этот момент я чувствовала себя счастливой. И тут какой-то мальчишка из толпы от избытка чувств закричал: «Ура-а-а!»

— Ура-а-а! — присоединилась я к его радости.

И замахала руками, в которых держала сандалики и гольфы; они белыми флагами затрепетали на ветру, люди рассмеялись, а я от полноты чувств запрыгала на месте и… поскользнулась и грохнулась на попу прямо в теплый склизкий от водорослей рассол. И сидя в этой луже, увидела, как плавают возле меня гольфики.

— Ой! — пискнула девочка Таня и тут же поняла, что натворила.

Быстренько вскочив, я осмотрела себя, как могла, оценивая нанесенный ущерб: платье до пояса мокрое, да еще немного зеленое сзади, и трусишки мокрые, и… — охо-хо! — гольфики и сандалики тоже мокрые. Ладно, что уж теперь! Я обула сандалии, решив, что они высохнут и на мне, а слегка позеленевшие, в каких-то бурых пятнах белые гольфы решила сушить на ходу, как и платье с трусами.

И побежала обратно, только на этот раз еще быстрее.

И все бы, наверное, было хорошо и обязательно получилось бы исправить нанесенный наряду ущерб, и везде бы я успела, но коварная судьба-злодейка поджидала меня в лице мальчика Вити из соседнего двора…

Когда до дома оставалось совсем чуть-чуть — один поворот, ступеньки, пять метров тротуара, и вот он, дом родной! — я почти столкнулась с Витькой, явно куда-то торопившимся.

— Ты куда? — поинтересовалась я, в самую последнюю секунду умудрившись избежать столкновения.

— Куликовым уголь привезли, вот такие глыбины! — и он показал руками впечатляющий размер камней и тут же предложил: — Побежали, вместе посмотрим. Там уже все наши!

Это было очень серьезное предложение! Очень! Ведь каждому известно, даже малолеткам сопливым, что, чем крупнее угольный камень, тем больше шансов найти на нем отпечатки доисторических растений и даже каких-то чудных животных! Но большие камни не часто попадаются, а чтобы такие, как Витька показал, так и вовсе редкость небывалая! Понятно, почему они всей ватагой побежали в нем копаться.

Я вздохнула тягостно: мне бы домой, пока не заметили самовольную отлучку, но с другой стороны… И девочка Таня прикинула, что вообще-то она не так уж долго бегала на море, пятнадцать минут вряд ли прошли, так что ничего страшного, если совсем-совсем ненадолго отлучиться, на пару камешков глянуть…

— Пошли, только быстро! — решила я.

Сандалии и гольфы я заботливо разложила на солнышке досыхать и, успев напомнить себе, что платье не стоит пачкать, ринулась на угольную кучу, где уже копались муравьями ребята всего соседнего двора.

Ископаемых на камнях я не нашла, и вспомнила про то, что меня ждут, когда проводила археологические исследования уже четвертого здоровенного куска угля и только потому, что мама Вити позвала его домой.

Ну и мне пора!

К тому времени Свете уже пришлось накрутить пару кругов по двору, забраться во все наши штабные тайные места, обойти моих друзей, пытаясь найти потерявшуюся сестрицу, а родители успели не на шутку испугаться. И в этот кульминационный момент, когда они втроем обсуждали, где еще можно меня искать, появилась Танечка собственной чудной персоной.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии