Трав медвяных цветенье (СИ)

– Я ведь чего стреляю без промаха? Я на заимке вырос. С малых лет белку бил. А потом – пофартило мне. Хозяйство завёл. Какое-никакое богатство пришло. Думал – в люди выйду. Ну и – сиганул в дело купеческое. В петлю. Поначалу, вроде, получалось даже. Показалось, разумею, кумекаю. Взял – да женился. Тоже, вроде тебя – запал на девку. Ну, а раз женился – дочка поспела. Вот такая вот совсем… – широкими грубыми ладонями мужик отрезал малое расстояние, явно ещё уменьшив – и внезапно по-щенячьи скульнул – отчего торопливо смолк. И потом, чередуя слова с долгими злыми затяжками – глухо забормотал:

– Коль в это дело влез – там оно уже само катится – своей волей не остановишь. И рад бы выбраться – а уже повязан. Тебя несёт – а на узде не повиснешь. Ну, и напоролось колесо на камень… на Дормедонта вот. Распотрошил меня в пух и прах! Всего разом лишился! А при мне ещё мать хворая, ей бы на печке лежать. Я у Дормедонта этого в ногах извалялся, ниже земли кланялся. Многого-то не просил – лишь бы до весны обождать, а там уж как нибудь… – бедолага опять смолк и яростно затянулся. И вдруг к собеседнику обернувшись – яростно выдыхнул:

– В самые морозы Крещенские, самую стынь… псы казённые понаехали… скрутили меня… да ещё за отпор насчитали… и должен кругом остался… жену с дочкой грудной… мать… на снег выкинули… а меня месяц в кутузке продержали. Дочку и не видал уже… мать успел схоронить… а потом и жену…

Харитон точно подавился клубом дыма. Враз смолк и задохся.

Лошадки всё катили ладную лёгкую тележку, унося молодцов всё дальше и дальше. Влажный лёгкий ветер носил в вышине шелестящие кроны дерев. Сквозь редкую листву мелькнула вдали развилка дороги.

– Слышь… – снова заговорил Харт, – вот после жены-то – я и решил. Сначала решил Дормедонта пристрелить. А потом подумал: ну, дёрнется он и сдохнет… ну – даже если помучается – и что? Жена с дочкой вернётся? Сердце уймётся? Не-а… Ничего не изменится. И тогда я решил – не чтоб Дормедонта не было… а чтоб Дормедонтов не было… Чтоб житья им не давать и дела их глушить. Истребить злодейства.

– Ну, ты и задумал, дружок… – холодно усмехнулся Стах, – дурных людей прижимать, может, и стоит – однако ведь тонкость нужна. Разобратся в чужой душе – чёрная она, там, али белая, али сероватая, рябоватая какая – ой, непросто! Хитрый народ – Дормедонты! Так тебе мозги завернут – что сам себя заподозришь, а уж невинного-то подставить – это такая порода мастерски умеет! И не заметишь, а глядь - сам тать! В каждой душе бес попрыгивает. И в каждой душе Господь читает. И не бери это на себя.

Харитон горько сморщился:

– Да понимаю, поди… Только так думаю: раз иной жизни мне нет, раз по-другому не могу – может, направит Господь? Может, такое мне предназначение? Может, откроется мне – как возьмусь-то?

– Ты погоди, – оборвал его Стах, – ты вот что послушай. С Дормедонтом в денежном деле тебе не потягаться. Завалил он тебя. И оставь. Ты по себе дело возьми. Где такие, шибко ловкие – не мастера. Вот тогда и направит Господь. Тогда и узнаешь да поймёшь – где и как. Ты битый-учёный. Дормедонты, глядишь, не объегорят. Будет у тебя ещё в жизни победа над ними, – и тут же положил ему спокойную ладонь на кисть упавшей на колено руки, – вот сейчас развилка будет. Куда путь направишь?

– Да всё равно мне… куда ни двинь…

– Едем со мной, Харт! Ты хороший стрелок. Я тебя к артели промысловой прилеплю. Строгая артель – зато крепкая. И сбыт верный, и значимость. Хрипят Дормедонты – а считаются. Если притрёшься, прикипишь – может, и сладится. Может, как раз это и планида? Как знать? Ну?

– А на что оно мне? Сбыт да значимость… Мне теперь ничего не нужно, ни достатка, ни навара.

Стах разозлился:

– Ну – тогда табак отдавай! Не нужен же!

И ухмыльнулся про себя – хоть и сердит был.

Харитон растеряно вздрогнул:

– Да погоди!

Стах не дал ему опомниться:

– А нечего годить. Решай. Вон дорога расходится. Веришь мне? Едешь со мной?

– Ну, шут с тобой… ладно! Согласен!

Гназд подцепил его на слове:

– Всё! Решено! Веришь!

Харт проворчал:

– Верю – всякому зверю…

– Вот-вот! – Стах хлопнул его по плечу, – на свете, дружище – всякие звери есть!

Глава 4 "Серебряная рыба"

«Как солнышко не сходится на небе с ясным месяцем –

Так молодцу не сходится дорожка с красной девицей…

Как молодец по улице – так девица за ставнями…

Как девица по улице – так молодец задворками…

Как молодец дубравою – так девица березничком…

Как девица по ягоды – так молодец за речкою…

Так и венчались нехотя однажды в церкви Божией…

И молодец с немилою – и девица с несуженым».

Пелось и пелось Стаху.

Бывает.

Прицепится песенка – и вот себе поётся – аж надоест! Ты её прочь пинаешь, от неё зарекаешься – а чуть забудешься – тут она, сердешная! Не бросишь её, не стряхнёшь, не откинешь прочь. Тянется за тобой, как пыль дорожная.

Уж не помнил Стах, где подхватил её: от хозяйской ли дочки, что прошлым вечером задумчиво за стенкою пела, али нынче от попутчика случайного.

И чего пристало?