Трасса Ноль

Где-то совсем рядом грохочут сухие щелчки выстрелов, и краешек неба окрашивается в зеленый, красный, синий – кто-то выпустил на свободу батарею китайских фейерверков.

Стуку крови в висках вторят пьяные крики и визг тормозов. Но все это там, за спиной, где-то за пределами могилы-колодца.

…Выдох, картинка набирает резкость…

Сид совсем близко, на расстоянии вытянутой руки: пьяно пошатывается, задрав голову, что-то бормочет под нос.

Что там? Сейчас Яна не просто рядом, она в нем, она – это и есть Сид. Они сливаются воедино, и теперь уже не различишь, чье сердце колотится у самого горла и чей истерический смех рвется наружу.

Взгляд фокусируется на до боли знакомых окнах мансарды. Три узких глаза, мертво поблескивающие чернотой под самой крышей. За ними – тесная студия со скошенными стенами, низкая синяя тахта в углу…

…Яна выгибается дугой, прикусывает язык в неконтролируемой мучительной судороге.

Он все врал! Нет никакой работы, никаких детей зажравшихся богатеев и пьяных свингеров. Ничего нет, а есть только тесная мансарда, широкая тахта, шампанское и хриплый, пропитанный сталью, но все же такой женственный хохот!

…Сердце мучительно сокращается, вдох обрывается…

Яну уносит обратно, швыряет в ненавистный двор-колодец, звериные золотистые глаза на перекошенном лице все ближе. Она снова тонет в них, теперь это ее глаза, ее душа и мысли.

Горло саднит от выкуренных сигарет, челюсти сводит.

Душу захлестывает свирепое черное отчаяние. От него хочется выть, кататься по земле, в кровь обдирать ногти об асфальт. Но нет, нельзя! Не расслабляться, держать контроль, заливать горе дешевым пойлом из мутного шкалика.

Если постараться, то, может быть, удастся как-то перетерпеть эту ночь, замазать брешь в груди, дотянуть до утра. Утром всегда легче, ведь это почти как новая жизнь. Не сдаваться еще жалкие несколько часов – держать контроль…

Яна с усилием возвращается в реальность, рывком садится на постели. По щекам еще струятся слезы (чьи – ее или Сида?), но сердце колотится в бешеной азартной скачке.

Это случилось! Она долго ждала, но все оказалось не зря!

Ника вышвырнула его прочь. И вот Сид совсем один, где-то там, стоит посреди вонючего сумрачного двора… Стоит или стоял?

«Будет стоять! Скоро, почти сейчас!» – уверенно шепчет внутренний голос.

Яна мечется по комнате, лихорадочно одевается в темноте. Руки отчаянно трясутся, она то и дело налетает на мебель и даже не замечает этого.

Если понадобится, сегодня она обшарит все дворы-колодцы в этом проклятом городе, но найдет свою потерянную, украденную любовь.

Сид

За спиной с лязгом сомкнулись ворота служебного входа. Сид не стал оборачиваться.

Куда теперь? Поколебавшись с секунду, он повернул в сторону магазина. Сид шагал привычно легко, слегка пританцовывая – так, словно наслаждался зябкими сумерками убогого спального района. Хотя почему бы и нет? Во всяком случае, спешить ему больше некуда.

Продавщица напомнила ему усатую мойщицу Рахиму: такая же застенчивая улыбка и глаза грустного тяжеловоза.

Воспоминание больно кольнуло, оставило горький осадок. Как там теперь эта безответно-кроткая женщина с пальцами, распухшими от воды? Вырвется ли весной повидать сына? Сид в это не верил.

На кассе он взял шкалик водки. Первый за вечер, а сколько их будет! Благословенны окраины с их полулегальными магазинчиками: даже самой глухой ночью здесь можно купить выпивку. А что уж говорить о новогодней ночи!

– И еще «Лаки Страйк», красные.

Кассирша вопросительно вскинула брови:

– «Малборо» красный?

Раздражение мигом выплеснулось наружу. Сид издевательски ощерился:

– Эй, ты русский вообще знаешь? Я сказал: «Лаки Страйк». Красные.

Женщина за кассой горестно съежилась, виновато всплеснула руками:

– Нету «Лаки». «Малборо» есть!

И это тоже уже было. Сейдозеро, разруха заполярного поселка, безразличная продавщица с мертвыми пергидрольными буклями: «„Черный Петр“ есть, „Тройка“ и „Гламур“. Что будешь?»

И, конечно, влюбленный взгляд Янки, жгущий затылок.

У Сида против воли вырвался горький смешок. А ведь и в те колдовские горы он приехал вовсе не из-за влюбленной девчонки, неуверенно топчущейся за его спиной… Ника. Уже тогда он что-то предчувствовал. А может быть, наоборот, ехал, как в паломничество, чтобы вымолить себе второй шанс?

И вот как все обернулось.

– Buddy, ты все просрал. Снова.

– Что сказали? – испуганно вытаращилась кассирша.

– Ничего, – Сид с усилием выдавил дружелюбную улыбку. – Давай «Мальборо».

– Пожалуйста, – женщина с готовностью просияла ему навстречу. – С наступающим!

Глаза бессловесной клячи, которая будет пахать до последнего, а потом так же покорно пойдет на убой. Сид болезненно сморщился.

Как же он ненавидел этот город!

На улице будто еще сильнее стемнело. Стоило Сиду выйти, как ветер тут же с готовностью швырнул в лицо горсть ледяной мороси. Автово: тут всегда на пару градусов холоднее, а небо – на полтона серее.

Здесь больше нечего делать. Прочь!

– Сигареткой не угостите?

Парнишка глядел просительно, воротник дрянной куртки поднят к самому покрасневшему носу. Лет семнадцать, не больше. И совсем трезвый, надо же.