Трасса "Юг". Парни из 90-х

Наконец мяч, отбитый Костиком, улетел на ту сторону дороги, и тогда мы решили обратить внимание на зрителя.

– Чего смотришь? – тяжело дыша, спросил Макс. – Мячик бы лучше поймал.

И верно, мячик пролетел в каком-нибудь полуметре от парня.

– Я не успел, – сказал он виновато. – Мяч очень быстро летел.

Голос у него был негромкий, и говорил он как будто с чуть заметным акцентом – уж чересчур правильно.

– Да, блин, конечно, – проворчал Макс, отправляясь за мячом. – Тормоз.

– Эта дорога куда ведет? – спросил я.

– Не знаю, – сказал парень. – На шоссе. Кажется, в Москву.

– Точно, тормоз, – проговорил вернувшийся Макс. – Живет тут и не знает.

– Мы недавно приехали.

– Из-за границы, что ли? – поинтересовался Костик.

– Из-за границы приехали. Да.

– Зовут как? – спросил и Шериф.

– Михаил.

– Так ты нерусский, что ли? – слышать такой вопрос от Шерифа было забавно. Но Михаил не обратил на это внимания. Он почему-то смутился:

– Ну… Вообще-то я родился в Одессе…

Я-то, конечно, понял, в чем дело, а Шериф – нет. Он недоверчиво поглядел на Михаила, потом на меня и покачал головой.

– Мы тоже неместные, – сказал я примирительно. – Мы на юг едем.

Макс нетерпеливо подбросил мяч.

– Играть будем, нет?

– Слушай, я устал, – сказал я. – Чего-то всё еще ломает после вчерашнего.

– Ты тоже тормозишь. Мишка, ты-то, конечно, не играешь?

– Я играл раньше.

– Ну и вставай вместо него.

Мишка помедлил, оглянулся, положил велосипед на траву и подошел к сетке. Зачем-то потрогал ее и сделал несколько шагов назад, как будто выбирал место. Они начали игру, и я с удивлением заметил: наш новый знакомый неплохо двигается и хорошо принимает мяч – если только попадает по нему. Пару раз он промахнулся так, что все ахнули.

– Против солнца, – оправдывался он.

Что-то было тут не так. Кончилось тем, что Костик подхватил мяч, несколько раз постучал им по земле и после этого сказал:

– Мишка, ты что, не видишь ничего?

– У меня дистрофия сетчатки, – процедил тот сквозь зубы. – Я больше не могу играть. А раньше играл.

– Да мы видим, – сказал я.

– Вы видите. Да.

– Слышь, парень, ты не грусти, – сказал Макс. – Меня, кстати, Максом зовут. Ты меня-то хоть видишь?

– Вижу. У тебя волосы яркие.

– Рыжие, – уточнил Макс. – Всё он видит, когда хочет.

Мы тоже назвали имена, поздоровались, причем Михаил подолгу задерживал руку каждого в своей – будто запоминал. «Уже привыкает жить без зрения», – подумал я.

Зная, что он не заметит, я искоса поглядел ему в глаза. Они были светлыми, как и волосы, и вообще этот Мишка весь выглядел каким-то наполовину обесцвеченным, выцветшим. Его взгляд уже приобретал тоскливое безразличие, свойственное слепым. Мне стало его жалко. Наверно, он был хорошим парнем, пока видел. Дистрофия сетчатки, как я догадывался, приходит постепенно и трудно лечится: у его папы наверняка были деньги, если судить хотя бы по одежде и по велосипеду (я успел рассмотреть этот великолепный «кэннондейл» с дисковыми тормозами), и что же, этот папа не мог заплатить за операцию? Может, сюда и приехали лечиться, – подумал я (и оказался прав). А пока что я пожал ему руку и вздрогнул, когда он протянул ладонь к моему лицу и легонько провел пальцами сверху вниз – и тут же отдернул руку.

– Извини, привычка, – глухо сказал он. Да, такие дела, подумал я. И тут же с усмешкой припомнил: никогда еще другой парень не касался моего лица иначе как кулаком.

– Смотри-ка, – услышал я встревоженный голос Макса и обернулся: со стороны дороги к нам шли двое взрослых, один – плотный, в голубой трикотажной куртке и в таких же брюках, а другой в костюме, даже с галстуком.

– Михаил, и вот же ты где, – сказал первый. А тот, что в костюме, внимательно оглядел нас.

– Мы тут играли в волейбол, папа, – произнес Михаил, обернувшись на голос.

«Вот вам и отец, – подумал я. – А в костюме охранник. Чтоб не перепутать».

– В волейбол? Но тебе же нельзя в волейбол.

– Да, блин, – смешно выговорил Михаил. – Можно только в шахматы.

– И что за ребята? – спросил отец. Он-то говорил без акцента, скорее по-южному мягко, но зато стало абсолютно ясно, откуда они с сыном вернулись. В те годы многие уехавшие в начале девяностых как раз-таки начинали возвращаться в Россию и находили тут место куда теплее, чем там, невзирая на климат.

– Мы проездом, – сказал Макс хмуро. – А что? Нельзя?

– Отчего же нет? – отец Михаила поглядел на нас, на автобус и спросил: – И это ваш транспорт? Вы путешествуете?

– Ну как бы да, – сказал я.

– Как бы да, – повторил он. – Интересно. А вы не спешите?

– Ну как бы нет, – нарочно ответил я. Но отец Михаила только улыбнулся и что-то шепнул охраннику. А сам обнял за плечи сына и пошел с ним к машине (это был новенький серебристый внедорожник-«лексус»). Мишка обернулся и поднял руку, будто собирался что-то сказать нам, но первым высказался охранник:

– Молодые люди, я очень попрошу вас следовать за нами. Это ненадолго.

– Не понял, – сказал Шериф.

– Поезжайте за нами, – закончил охранник негромко, поднимая с земли мишкин велосипед. – Прямо сейчас. У парня сегодня день рождения. Мой вам совет – не отказывайтесь.