Трансгалактический Моджо-тайп

– Пять минут!

Чей-то голос механически отсчитывает время до контакта с потерянным на луне блоком земного корабля. Я снова допущен в святая святых рейда – на флагманскую платформу управления. Условия все те же: сделать все возможное, чтобы о моем существовании не вспоминали. Вообще-то это не так просто, учитывая, что всю свою сознательную жизнь я добивался противоположного. Но в данной ситуации мне в кои-то веки не до себя. Малютка «Пилигрим» приближается к объекту. И мне все чаще приходится напоминать себе, что дыхание, это не очередная воровская выдумка злобных корпораций, а элементарная физиологическая необходимость.

– Четыре минуты.

Как сказал один человек: один маленький шаг для человека, и что-то там еще в том же газетно-пафосном духе. Однако бывают моменты, когда не так просто отделаться от патетики. Не знаю, как там икается всему человечеству, но несколько человек совершенно точно сейчас не могут уснуть. Они, сидя далеко от этой солнечной системы, гадают, что же, черт возьми, происходит? А я не имею права напоминать о своем существовании, иначе заорал бы во всю глотку, пронзая своим воплем парсеки: «Мы нашли их! Мы совсем рядом!»

Эти минуты – священны, и мне плевать, как это звучит. Мне плевать на все, кроме похожего на взорвавшегося радикала Микаду, ведущего над безымянной луной свой маленький кораблик. Он самый опытный пилот рейда, он лучший. Возможно, вся жизнь, с руками, вцепившимися в штурвал, вела его к этому мгновению. К этой ответственности. К этой чести.

– Три минуты.

Что-то происходит. Люди один за другим отрывают взгляды от своих консолей, и смотрят на большой экран. Здесь и сейчас дают сбой и профессионализм, и отработанные до уровня рефлексов навыки. И я искренне надеюсь, что те, кто проектировал флагман, учли возможность резонансной атаки сотен сбоящих сердец.

– Две минуты.

– Одна минута.

– Тридцать секунд.

На один из малых мониторов транслируется видео из рубки «Пилигрима». Микада в стандартном мешковатом оранжевом комбинезоне с кучей карманов. Стрижка ежиком, волосы в пепельное серебро, такая же серебряная щетина. Густые брови, неожиданно черные, без тени седины, сведены к переносице. Взгляд сосредоточен.

Микаде – сорок семь, и это его последний рейд. Свой возрастной порог он перешагнул несколько дней назад. Почти в каждой группе дальней разведки есть такой ас. Про них говорят – старая школа, и возраст тут конечно, играет значение. С опытом пилоты вроде Микады срастаются с тем, что делают, не доверяют пилотирование компьютеру, летают глазами, руками, инстинктами. И само собой, никто другой не может сидеть в эту минуту за штурвалом «Пилигрима». Звездный путь среди звезд, таковой была жизнь седовласого мастера. Что ж, он получил лучший подарок на финише.

– Есть визуальный контакт!

– Трансляцию с камер «Пилигрима» на экран, – в этот момент Командор Ченг единственная, кто остается сидеть. Она, и Марк Микада. Все остальные на платформе, да и, ручаюсь, по всей флотилии – стоят. Я в том числе. Я уже забыл про все предупреждения, однако единственное, на что я сейчас способен – стоять, переводя взгляд с одного экрана на другой. Сердце колотится так, будто пытается нагнать все упущенные возможности разом. Ладони вспотели. Дыхание сбилось.

Один из сегментов большого сферического монитора белеет, но уже через мгновение обращается мозаикой всех оттенков серого… Теперь мы видим это вблизи. Творение рук человеческих, потерянное в космосе, и найденное нами.

Аппаратная расшифровка интервью № 2263-2, часть первая. Марк Микада, пилот

М.М.: Все началось со старой фотографии… Я откопал ее в вещах родителей. Мне было лет… не знаю, восемь или девять. На фотографии какой-то парень рядом со своим мотоциклом. Облегченный до предела «Индеец»… А парень – мой пра-пра-прадед по материнской линии. Его звали Тедди Левински, он был американским поляком. И летчиком-испытателем. Гонял самолеты над пустыней Мохаве… Тогда летчики… они были другими. Настоящими сорвиголовами. Днем летали над пустыней на новых экспериментальных самолетах, а по вечерам тоже летали, но уже по дорогам на своих чоперах. Рисковые были парни. Потом это ушло, и, наверное, к лучшему. Отбор стал строже, и сорвиголовов вытеснили профессионалы, для которых риск был частью профессии, а не самоцелью. Но мой предок был из тех ненормальных парней с мотоциклами. И видимо, часть этой ненормальности передалась и мне. Само собой, большую часть времени я ее подавляю, поскольку, как правило, от меня зависит не только моя жизнь. Но бывают случаи, когда наличие или отсутствие этой ненормальности определяет на какой ступени тебе стоять, как пилоту. А я – отличный пилот. Я все жизнь этого добивался. Поэтому, когда командор Ченг велела мне готовить «Пилигрим», я был, конечно, счастлив. Но какая-то часть меня восприняла это как должное. Я заслужил это право.

Борт флагмана дальней разведки «Месть Королевы Анны»