Трансформация войны

В действительности с немецкими военнопленными в лагерях союзников обращались корректно, хотя, конечно, особой роскоши им не позволялось. Военнопленные из армий западных союзников, даже евреи, встречали у немцев такое же обращение. Однако Советское правительство не ратифицировало Гаагскую конвенцию 1907 г. Немцы при необходимости пользовались этим как предлогом для немедленного расстрела комиссаров Красной Армии. Тех, кто затем выживали во время марша смерти, сгоняли в лагеря, где сотни тысяч людей сознательно уничтожали голодом и холодом, пока немцам не пришло в голову, что их труд имеет ценность и может быть использован. Русские тоже издевались над немецкими заключенными, часто заставляя их работать в тяжелейших условиях, но эти издевательства были несравнимы со зверствами немцев. На месте убивали обычно только пленных эсэсовцев. Военнослужащим стран союзников, попавшим в руки японцев, приходилось терпеть жуткие издевательства. Однако такое обращение с ними вовсе не было результатом систематической жестокости, предписанной приказом сверху, а лишь отражало обычное обращение с солдатами в японских войсках, где командиры всех уровней избивали своих подчиненных. Поскольку многие лагеря находились в отдаленных районах джунглей, японцы часто пренебрегали своими пленными, которые из-за этого погибали от голода и болезней. Наконец, японским военнослужащим говорили, что войска союзников не берут пленных, что соответствовало действительности. Поэтому они нередко предпочитали самоубийство плену. Однако японские военнопленные, как правило, встречали достойное обращение.

Попади Клаузевиц в плен лет на сорок раньше, т. е. во время Семилетней войны, жизнь его сложилась бы иначе. Скорее всего, с ним бы хорошо обращались, а офицеры армии, взявшей его в плен, наверное, даже баловали бы его приглашениями на различного рода приемы и балы. Захваченный в плен офицер, пообещавший не сбегать и не брать больше в руки оружия, мог свободно передвигаться, где пожелает, и даже поддерживать связь с друзьями и родственниками на родине. Однако окончательно его отпускали лишь после уплаты выкупа. Сумма выкупа в каждой войне была разная и зависела от чина пленного. В случае с Клаузевицем она могла равняться нескольким тысячам французских ливров, что составляло приблизительно трехлетний доход человека его положения. Признаком растущей профессионализации армии стал тот факт, что в последние десятилетия ancien regime проблема выкупа перестала быть делом отдельных людей, а была принята на себя правительствами. Во время или после войны они напрямую или через своих войсковых командиров вели переговоры с противником, определяли цену и рассчитывались. Но если бы Клаузевицу выпала судьба оказаться военнопленным во время войны за испанское наследство (1701–1714), ему пришлось бы заплатить выкуп из собственного кармана. Поскольку в те времена офицеры были помимо прочего еще и независимыми предпринимателями, это считалось нормальным риском, связанным с военной деятельностью. Кроме того, он не получал возмещения и мог в какой-то степени рассчитывать на это, если только не отдавал себя полностью на милость короля, ссылаясь на «трудные обстоятельства».

Оглядываясь еще дальше назад, в начало современной эпохи и конец Средневековья, мы увидим, что армии как таковые вообще не брали пленных, — этим занимались отдельные солдаты, которые могли пощадить, когда их об этом просили. Как только сдачу в плен принимала другая сторона — жизнь и имущество пленного считались принадлежащими тем, кто его захватил, а захватчики могли делать со своей добычей все, что хотели. Пленный, оказавшийся важной (и богатой) фигурой, часто получал хорошее жилье и содержание, его могли пригласить на обед к тому, кто взял его в плен, где они порой обменивались изысканными комплиментами. С другой стороны, пленника могли заточить в тюрьму и обращаться с ним дурно, наказывая его таким образом за совершенные проступки и пытаясь ускорить получение выкупа. Поскольку пленные считались частной собственностью, они нередко становились предметом спора о том, кто именно взял их в плен, причем дело могло дойти до насилия. Естественной инстанцией, которая могла разрешить такие споры, был король или князь, который в этом случае мог потребовать и получить себе треть суммы выкупа.