Трагедия в ущелье Шаеста

Противников было трое, они гортанно смеялись, видя, как Мадьяр, опустив плечи, пятится к куче песка, да еще и усаживается на нее. Вот и первый замах ногой в лицо, после чего железный стержень вылетел наружу, и, удвоив силу удара встречным движением, перебил «каратисту» берцовую кость. Горсть песка в лицо второму и тот же ребристый прут воткнут в солнечное сплетение. Мадьяр с трудом удержался от искушения рубануть по шее упавшего на землю, согнутого пополам зэка, но по плечам все же огрел, и огрел серьезно. Перешагнув через тело, Мадьяр двинулся к третьему, но тот бросился бежать с проклятьями на своем реликтовом языке.

Тут же появились многочисленные зрители, начали успокаивать, просили бросить арматуру. И только поддавшись уговорам, Мадьяр заметил, как дрожат руки, и все пытался сморгнуть пелену с глаз. «Терки» на уровне «смотрящих» никаких «косяков» за ним не выявили, и по итогам разборки он был признан правым. Перелом берцовой кости и ключицы списали на непроизводственные травмы. Хотя Мадьяр понимал, что получил только лишь передышку. Без реальной поддержки ему не суждено выжить. Но даже это осознание не позволяло ему примкнуть к какой ни есть «семейке». Претила стадность. А «сам на сам» в таких условиях долго не протянешь.

ФРЕЗА

Подарком судьбы для Мадьяра стало знакомство с новым начальником технической части. У того в отделе не хватало людей, способных работать с чертежами. Как-то он велел Мадьяру набросать эскизы и развертки нескольких деталей и перевел к себе в отдел. Здесь в рабочие часы удавалось расслабиться, спокойно работать, общаться, не ожидая подвоха и подставы. Однако за кульманом он простоял меньше года. Несмотря на отказы, его перевели в нарядчики. Место это было даргинское со дня основания колонии и, заняв его, пусть не по своей воле, Мадьяр нарушил «святой» принцип национального распределения узловых должностей! Такое даром не проходит, тем более что молодой и ретивый начальник части труда и зарплаты по совету Мадьяра сократил должность табельщика, возложив контроль над выполнением норм на начальников цехов. Это уже был явный наезд на «авторитетов».

Вскоре Мадьяр узнал, что «смотрящие» постановили «замочить» его. Он не сомневался: нападут на промзоне, и мер безопасности, кроме боевой настороженности, ему не изобрести. Впрочем, для успокоения нашил с внутренней левой стороны куртки карман и уложил в него общую, в девяносто шесть листов, тетрадь. Далеко не шедевр предосторожности, но ведь сработало!

На следующий день Мадьяр спустился в токарный цех после окончания первой смены и на подходе к будке мастеров лицом к лицу столкнулся с черноголовым крепышом, непременным участником всякой бузы. Удар был сильным настолько, что лезвие узкого ножа пробило тетрадь и обожгло кожу на груди. Рука нападающего соскользнула, из ладони брызнула кровь. А Мадьяра захлестнул нервный смех: очень уж глупое лицо было у «гладиатора»! Ведь ожидал, что пробьет навылет, тренировался, наверное, а тут такой облом!

И что дальше? Сдать? Объявят «козлом», спалившим «честного арестанта», со всеми вытекающими санкциями со стороны воровского мира. Отомстить самому? Блатным он по барабану, сдадут без промедления, их задача – убрать чужого с хлебного места. Промолчать? Расценят как слабость и пойдут на второй круг! И Мадьяр решил подойти к проблеме не с точки зрения зэка, а как, скажем, нормальный диверсант.

Черноголовый был фрезеровщиком. Его станок Мадьяр знал как свои пять пальцев. В цеха в новой должности он мог проходить беспрепятственно. Остальное было делом техники… Или знания техники.

Недели через полторы, в течение которых Мадьяр почти физически ощущал на себе повышенное внимание, черноголовый, выйдя в смену, включил станок, и через несколько секунд фреза, вылетев из шпинделя, оторвала ему кисть руки и распорола живот, вывалив кишки на замасленный бетон. Несчастный случай. Никаких экспертиз, как водится.

По доходившим до Мадьяра слухам, блатные растерялись. Вскоре в конторку нарядчика зашел начальник оперчасти: «Так, диверсант, тебя больше не тронут, это я обещаю, но только давай без фокусов».

ВЕТЕРАНСКАЯ СИЛА

Приближалось 40-летие Победы. Сидельцы уповали на амнистию, а вдруг повезет! Разумеется, повезло: из колонии численностью в полторы тысячи человек вышли на волю пять или шесть. Еще трем десяткам сократили остаток срока. Именно тогда Мадьяр с удивлением отметил, что в перечне подлежащих амнистированию наряду с ветеранами Великой Отечественной, инвалидами и женщинами появилась категория «участники боевых действий в Афганистане».

Те, кто попал на зону уже после службы в Афганистане, Мадьяра не интересовали – сам такой! А вот прямо из ограниченного контингента?